решила, что предпринять, казалось, внут- >енний голос подсказывал ей спуститься и помочь Сиксто юдняться с земли. Но после недолгого колебания, она все же присоединилась к остальным, сначала как-то нервно посмеиваясь, а затем рассмеявшись во весь голос. Зип обнял Елену.
— Что случилось с тобой? — спросил он.
— Ничего.
— Почему ты вдруг сделалась такой холодной?
— Что между тобой и Чайной?
— Ты все про это?
— Да.
— Ничего, — он пожал плечами.
— Говорят, ты точишь зубы на Альфи?
Он этого заслужил.
— Здесь наверняка замешана Чайна?
— Сдалась тебе эта Чайна.
— Ты что-то задумал?
— Имеешь в виду Альфи?
— Да.
— Ничего. Можешь не беспокоиться, — ответил Зип.
— Так что у тебя с Чайной?
— У меня? — опять засмеялся Зип. — Будь я проклят, но ты ужасно ревнива. .
— Между прочим, она годится тебе в матери, — сердито произнесла Елена. — Ей девятнадцать, а может, и все двадцать.
— Это делает ее не старой, а опытной. Что с тобой, дорогая? — мягко спросил Зип. — Ты все еще ревнуешь?
— Да нет.
— Тебя беспокоит бедный малый Альфи?
— Мне наплевать, что ты сделаешь с ним. Ответь только на один вопрос.
— Да?
— Ты положил глаз на Чайну или нет?
— Послушай, куколка, ты доведешь меня своими вопросами. Я ведь могу защелкнуть твой ротик.
Неожиданно к ним повернулась Джуана:
— Какой подвиг с твоей стороны — ударить беззащитную девушку.
— Уймись, чудо, — процедил Зип. Он снова обнял Елену. — Ну так где мой поцелуй?
— Перестань. Кругом люди.
— Ну и пусть. Кого это волнует? — подняв руку, он указал на толпу. — Эй ты, ты, толстяк?
С трудом пробиравшийся к заграждению, Фредерик Блок взглянул на Зипа.
— Эй, толстяк, ты видишь нас?
Блок отвернулся с выражением глубочайшего отвращения на лице. Рассмеявшись, Зип произнес:
— Вот видишь, дорогая, никто не обращает на нас внимания. — Он притянул ее к себе. — М… м… м… ты самая нежная.
— Не надо, — сказала Елена. — Только не после этой Чайны.
— Должен же кто-то защитить малышку Чайну, а?
Водя руками по ее телу, он дотронулся до груди, и она смущенно отодвинулась от него, но он опять притянул ее к себе, и теперь, уже не сопротивляясь, она находилась в плену его рук.
— Что ты собираешься сделать с Альфи Гомесом? — поинтересовалась Джуана.
— Не твоего ума дело, — ответил Зип.
— Великий человек, — продолжала Джуана. — Здесь каждый мнит себя большим шишкой. Просто с такими, как ты, опасно иметь дело.
— Господи, вся эта чушь так и отскакивает у нее от языка, — воскликнул Зип. — Хочу напомнить тебе еще раз, зануда. Я действительно большой человек, что ты на это скажешь? «Латинские кардиналы» не боятся никого и ничего!
— Кто слышал о каких-то «Латинских кардиналах», кроме тебя и твоей матери? — произнесла Джуана. — Стоит кому-то из «Королевских гвардейцев» появиться здесь и вы сразу же наложите в штаны.
— Я не боюсь никаких «Королевских гвардейцев», — рассердился Зип. — Я не боюсь никого. — Он искал решающий довод к своему аргументу и наконец выпалил — Сейчас сюда придет один из наших парней и принесет два пистолета.
— Если один из них выстрелит, ты умрешь от испуга.
— Елена, скажи ей, чтобы она заткнулась, — предупредил Зип.
— Джуана, хватит вставлять шпильки…
— В данном случае оружие имеет всего лишь психологический эффект, — не унималась Джуана. — Тебе достаточно одного, ты все равно боишься.
— Я бы не побоялся прижечь твой язык, — произнес Зип.
— Большой человек, — повторила Джуана, но замолчала. -
Зип посмотрел через головы людей.
— Полицейские возвращаются, — провозгласил'он.
ГЛАВА XI
План был прост, но за долгие годы работы в полиции лейтенант Бирнс пришёл к выводу, что самые реальные и выполнимые планы были по своей сути просты.
Этот хитрый план был построен на врожденном чувстве человека ожидать каких-то неприятностей с одной стороны, но вдруг, неожиданно ему наносится такой удар, откуда он его совсем не ждет. Мирандо, по всей видимости, полагал, что полицейские вынудят его покинуть это помещение и постараются как можно быстрее арестовать. Если погоня переместится на улицу, атака примет форму фронтального боя и Мирандо придется обороняться у входной двери. В конце концов, она может вестись где угодно. Говоря иными словами, Мирандо необходимо было нанести удар в любом месте.
— Все готовы? — спросил Бирнс.
— Мне нужна пожарная лестница, — сказал Паркер.
— Я позабочусь об этом.
— Я хочу лично схватить его, — сказал Паркер. — Мне очень хочется прострелить ему голову.
— Иногда, Паркер, от тебя просто тошнит, — процедил Бирнс.
— Что?
— Ничего.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ну ладно, оставим это. Тебе понятен план?
— Понятен, — сердито промолвил Паркер.
— Фрэнк?
— Все понятно.
— Стив?
— Можно еще раз вкратце, Пит?
. — О’кей. Объясняю. В двух словах это так: я говорю Мирандо, что мы начинаем атаку. Когда начнется стрельба, почти все из нас вбегают на крыльцо. Мирандо, я надеюсь, не подумает, что мы ворвемся к нему в квартиру через коридор. Но один из нас оторвется от остальных и нанесет удар с другой стороны.
— Это буду я, — сказал Паркер.
— Кто бы то ни был, нужно с пожарной лестницы взобраться на второй этаж. Может быть, удастся схватить и вытащить Мирандо прямо из окна. Одним словом, необходимо проникнуть в квартиру и накрыть его там. Конечно, это сложнее и опаснее, но лучше я рискну одним человеком, чем дюжиной.
— Давайте начинать, — произнес Паркер.
— Один момент. Для этого трюка мне нужен доброволец. .
— Доброволец перед вами, лейтенант, — сказал Паркер.
— И даже целых два, — добавил Эрнандес.
— Не становись на моём пути, Фрэнк. Это должен сделать я.
— Почему ты?
— Потому что я так хочу.
— Я сам решу, кого… — начал Бирнс.
— Лейтенант, это безумие — посылать такого, как… — осекся Паркер.
— Какого? — спросил Эрнандес.
— О’кей, я скажу. У которого имеются личные счеты.
— Личные? Какого черта? О чем ты говоришь?
— Вы жили с Ми ранд о в одной среде!
— Какое это имеет значение? Мы хотим выманить его из этого дома, не так ли?
— Мы хотим убить его. Он давно это заслуживает. Вокруг него столько шумихи и скандала, — уточнил Паркер.
— О каких скандалах ты говоришь, Паркер? Много ли их брло на твоем веку? Ты…
— Предостаточно. Я работаю здесь…
— Можно подумать, все эти скандальные истории застряли у тебя в зубах и ты думаешь о них день и ночь.
— Это ты рассказываешь мне про мой участок? Я знаю его как свои пять пальцев. Здесь нет ничего такого, о чем бы ты мог…
— Конечно, ничего. Для тебя этот участок — одно большое нарушение, одно большое преступление, совершаемое каждый час. Ты боишься здесь всего. Ты боишься всего
