шинель во льду,
Поднимай.
А Смерть сказала:
— Я, однако, вслед пойду.
«Земляки — они к работе
Приспособлены к иной…
Врете, — мыслит, — растрясете —
И еще он будет мой».
Два ремня да две лопаты,
Две шинели поперек.
— Береги, солдат, солдата.
— Понесли. Терпи, дружок. —
Норовят, чтоб меньше тряски,
Чтоб ровнее как-нибудь,
Берегут, несут с опаской:
Смерть сторонкой держит путь.
А дорога — не дорога, —
Целина, по пояс снег.
— Отдохнули б вы немного,
Хлопцы…
— Милый человек, —
Говорит земляк толково, —
Не тревожься, не жалей.
Потому несем живого,
Мертвый вдвое тяжелей.
А другой:
— Оно известно,
А еще и то учесть,
Что живой спешит до места,
Мертвый дома — где ни есть.
— Дело, стало быть, в привычке, —
Заключают земляки. —
Что ж ты, друг, без рукавички?
Ha-ко теплую, с руки…
И подумала впервые
Смерть, следя со стороны:
«До чего они, живые,
Меж собой свои — дружны.
Потому и с одиночкой
Сладить надобно суметь,
Нехотя даешь отсрочку».
И, вздохнув, отстала Смерть.
Тёркин пишет
…И могу вам сообщить
Из своей палаты,
Что, большой любитель жить,
Выжил я, ребята.
И хотя натер бока,
Належался лежнем,
Говорят, зато нога
Будет лучше прежней.
И намерен я опять
Вскоре без подмоги
Той ногой траву топтать,
Встав на обе ноги…
Озабочен я сейчас
Лишь одной задачей,
Чтоб попасть в родную часть,
Никуда иначе.
С нею жил и воевал,
Курс наук усвоил.
Отступая, пыль глотал,
Наступая, снег черпал
Валенками воин.
И покуда что она
Для меня — солдата —
Всё на свете, всё сполна:
И родная сторона,
И семья, и хата.
И охота мне скорей
К ней в ряды вклиниться
И, дождавшись добрых дней,
По Смоленщине своей
Топать до границы.
Впрочем, даже суть не в том,
Я скажу точнее:
Довелись другим путем
До конца идти, — пойдем,
Где угодно, с нею!
Если ж пуля в третий раз
Клюнет насмерть, злая,
То по крайности средь вас,
Братцы, свой последний час
Встретить я желаю.
Только с этим мы спешить
Без нужды не станем.
Я большой любитель жить,
Как сказал заране.
И, поскольку я спешу
Повстречаться с вами,
Генералу напишу
Теми же словами.
Полагаю, генерал
Как-никак уважит,
Он мне орден выдавал,
В просьбе не откажет.
За письмом, надеюсь, вслед
Буду сам обратно…
Ну и повару привет
От меня двукратный.
Пусть и впредь готовит так,
Заправляя жирно,
Чтоб в котле стоял черпак
По команде «смирно»…
И одним слова свои
Заключить хочу я:
Что великие бои,
Как погоду, чую.
Так бывает у коня
Чувство близкой свадьбы…
До того большого дня
Мне без палок встать бы!
Сплю скорей да жду вестей.
Все сказал до корки…
Обнимаю вас, чертей.
Ваш
Василий Тёркин.
Тёркин — Тёркин
Чья-то печка, чья-то хата,
На дрова распилен хлев…
Кто назябся — дело свято,
Тому надо обогрев.
Дело свято — чья там хата,
Кто их нынче разберет.
Грейся, радуйся, ребята,
Сборный, смешанный народ.
На полу тебе солома,
Задремалось, так ложись,
Не у тещи, и не дома,
Не в раю, однако — жизнь.
Тот сидит, разувши ногу,
Приподняв, глядит на свет,
Всю ощупывает строго, —
Узнает — его иль нет.
Тот, шинель смахнув без страху,
Высоко задрав рубаху,
Прямо в печку хочет влезть.
— Не один ты, братец, здесь. —
Отслонитесь, хлопцы. Темень…
— Что ты, правда, как тот немец…
— Нынче немец сам не тот.
— Ну, брат, он еще дает,
Отпускает, не скупится…
— Все же с прежним не сравниться, —
Снял сапог с одной ноги.
— Дело ясное, — беги!
— Охо-хо. Война, ребятки.
— А ты думал! Вот чудак.
— Лучше нет — чайку в достатке,
Хмель — он греет, да не так.
— Это чья же установка
Греться чаем? Вот и врешь.
— Эй,
