должно волновать сейчас в последнюю очередь.
Тупо выживание — вот что важно. Как не замерзнуть, что жрать и куда идти? Я не особо переживал, для меня это родная стихия. Лишь гложет червь досады. Как я — выживальщик — оказался неподготовленным к такой жопе? Дал себе мысленный зарок. Впредь всегда иметь при себе запас патронов, компас, комплект зимних вещей, котелок и продуктов минимум на неделю. Ну и конечно, хотя бы пол-литровую фляжку спирта.
— Ну че, Санек, больше нече погрызть у тебя? — спросил качок, когда мы доели «Роллтон».
Я с сожалением покачал головой и зачерпнул снега в ту же кружку, чтобы заварить кофе.
— Сейчас бы грудок куриных, — продолжал он, вороша палкой в костре, — да яичек с десяток вареных, да с огурцами, помидорами и зеленью. Хуево без калорий и витаминов…
— На тебе витаминов, — сказал я, сорвав еловую ветку, — пожуй, дружище.
— Че, прикалываешься, нахуй?
— Да ты не быкуй! В еловых иголках дохрена витаминов!
В подтверждение своих слов я принялся жевать горькую колючую ветку.
Тоха с минуту, хмурясь, глядел на это дело, но все же последовал моему примеру.
Попили кофе.
— Пора выдвигаться, — сказал я, собирая в рюкзак немногочисленные пожитки.
— Как идти-то, нахуй? — проворчал бык.
«Ты можешь и нахуй», — мысленно ответил я.
Он снял с колышков свои «Гуччи» и с мрачным видом принялся вертеть их в своих лапах. Когда-то модные ботинки от холода, сырости и неравномерной просушки превратились в заскорузлые рогалики, почти не гнущиеся. Действительно, как он в них пойдет?
Впрочем, у меня ситуация немногим лучше. Мои боты не были предназначены для зимы. Но их можно хотя бы высоко и плотно зашнуровать, штаны заправить. Только надолго ли хватит этих ухищрений?
— И нахуй вообще куда-то идти? — спросил Тоха.
— В смысле? Надо выйти к людям, — ответил я.
Все-таки правду говорят, что все качки тупые донельзя.
— Я поссать отходил на пять метров, так чуть дуба не дал. Надо оставаться у костра. Здесь тепло.
— И что дальше? Ты не забыл, что где-то неподалеку бродит голодная косолапая хрень, которую ты разбудил, кстати.
— Э, ты че на меня гонишь? — огрызнулся бычара.
— Ниче, ниче, успокойся.
— Ты меня не успокаивай, поэл, бля?
— Ты можешь не орать, блин? — прошипел я. — Медведь…
— Да мне похуй! Пускай сюда тащится, бля! — раздухарился качок. — Я этой пикой ему пасть проткну! Мясо будет хоть пожрать, а из шкуры пальто сделаю, штаны и сапоги, нахуй!
Долбоеб заткнулся на секунду, но только для того, чтобы набрать полную грудь воздуха:
— Эй, мудак косматый!!! Ты где, бля?! Иди сюда, нахуй!!! Или зассал?!
Я подскочил, схватив нож, и настороженно уставился в ту сторону, откуда вчера пришли. Лес отвечал спокойным безмолвием.
— Ладно, ты как хочешь, а я пойду, — твердо сказал я.
— Дурак ты, Саня! — Качок уселся на бревно и положил копье на колени. — Надо на месте оставаться.
— Нафига?
— Нас найдут. Уже ищут, по-любому.
— Кто?
Бычара задумался:
— Ну это… раз на связь мы не вышли в срок, начальство должно искать. Вертолеты, спасатели, вся хуйня. Ты че, блять, телек не смотрел, всегда так делают, когда какой-нибудь мудень в лесу потеряется.
— Уверяю тебя, — вздохнул я, — нас искать никто не будет.
— С чего это?
— Подумай головой. Мы были где?
— Ну это… в Питере, нахуй.
— Какое время года было?
— Ну лето, хуле.
— А сейчас что?
Качок как-то весь переменился в лице, плечи его поникли.
— Короче, Тоха. Надо признать тот факт, что мы точно не под Питером, а хрен знает где… — Я хотел добавить: «И хрен знает когда», но не стал, чтобы не грузить его операционку. — И надеяться на помощь — не самое разумное решение.
Он молча слушал.
— Нам надо мобилизоваться, действовать сообща, отставить в сторону панику! — продолжил я.
— Прям, как замполит в армейке базаришь, — горько усмехнулся Тоха, покачав головой. — Тебе, блять, легко говорить. У тебя хоть куртка есть и обувь нормальная! Может поделишься?
— Не твой размерчик. — Я сделал шаг назад. На всякий случай. Хрен знает, что на уме у этого мудака.
— Да как я в этом пойду?! — Он потряс одним из своих «Гуччи», едва не зашвырнув его в костер.
Я задумался. Буквально сразу мой выживальщицкий разум выдал решение.
Открыв рюкзак, я вытащил пару полиэтиленовых пакетов, в которых был завернут НАЗ.
— Надевай поверх носков. Это защитит от сырости.
— Ы… точняк, в натуре! — просиял бычара, натягивая пакеты.
Но я тоже рисковал сыростью и обморожениями… Что же делать? Пакетов больше нет. Тут в мозгу словно щелкнула гитарная струна. Да! В экстремальных условиях мышление работает как надо! Мы сделаем снегоступы!
Схемы плетения этих нехитрых девайсов еще со времен первой подготовки к БП намертво отпечатались в моей памяти. С помощью ножа, гибких веток и затяжек от рюкзака мы сплели по паре полуметровых снегоступов. Антоха малость потупил, конечно, но я подсказывал что и как.
Закрепив на ногах, я тут же их испытал. Ништяк. Держат отлично. Эх, сейчас бы лыжи, но и так сойдет. И мы попиздовали сквозь мрачные дебри тайги.
***
Не сговариваясь, сразу взяли хороший темп. На Тоху было жалко смотреть. Он то натягивал на посиневшие уши пиджак, то опускал его обратно, когда замерзала спина. Грел руки под мышками. Мы бежали легкой трусцой, пытаясь согреть наши замерзающие организмы. Если, конечно, прыжки в этих неуклюжих конструкциях можно назвать трусцой.
Ни медведя, ни его следов, слава Ктулху, не повстречали. Да и двигались мы в другом направлении. Зато частенько попадались следы зайцев и песцов. Если сделать ловушки можно добыть немного мяса. Я сказал об этом качку, отчего тот заметно приободрился.
Во время каждого перекура Тоха, усевшись на чемодан, начинал рассказывать. О своей службе в армейке десять лет назад. Кстати, служил он в какой-то показушной роте в центре Москвы. Бывало стоял в карауле на Красной площади. Жил он с мамой, хотел жениться, но пока не встретил ту единственную. Еще поведал, что работает в команде одного известного деятеля. Из криминального мира или из силовых структур, я так и не понял. Скорей всего, и то и другое.
Но все эти рассказы постоянно съезжали на тему жрачки. И такая тоска звучала в его голосе, что становилось ясно — утренний «Роллтон» нифига не насытил эту махину. Я, конечно, подбадривал тупого качка. Хотя где-то в глубине души и так все понятно, что он — не жилец. Мороз и голод прикончат Антоху, если не в эту ночь, так в следующую. «Следи за ним, следи за этим
