присмотром местного тренера. Мой лечащий врач при этом контролировал все нагрузки. Я чувствовала, что организм восстанавливается. Через две недели у меня снова назначен прием у врача, который согласился оперировать спину. Родители согласились поехать вместе. Это была огромная победа! Так что в целом мою жизнь можно назвать такой, какой я себе ее и представляла, за исключением двух деталей, а вернее людей.
Денис и мама. После того, как мама поставила условие на счет парней, я честно пыталась понять ее. Но у меня так и не получилось. Чем ей не угодил Денис? Выходкой в школе? Да ведь я сама была виновата даже больше, чем он. Так что логики я не видела, а вывести маму на откровенный разговор у меня не получилось.
Дома я бывала мало, практически возвращалась домой только спать, все остальное время занимали школа, бассейн, танцы и реабилитация. Даже на выходных я пропадала, чтобы не пересекаться с матерью. Я сердилась на нее. Но, кажется, мама была всем довольна. Все было так, как хотела она. Меня же это злило, поэтому находиться в собственном доме хотелось все меньше. А однажды мама проболталась, что звонила моему классному руководителю, который подтвердил, что между мной и ни одним из братьев ничего нет. Тогда меня охватила такая ярость, что с трудом сдерживалась. Вылетела на улицу и побежала. Так я поняла, что могу бежать больше пятнадцати минут без болевых ощущений в ноге.
Что касается Дениса… Я не смогла признаться ему, что слушаюсь маму, не смогла рассказать о ее ультиматуме, боясь, что посчитает меня бесхарактерной или глупой. Точно не знаю. Но не назвала истинной причины. Просто решила, что поставлю точку, пока все не зашло слишком далеко. Как бы внутри меня каждая клеточка не противилась этому, я не могла рисковать. Слишком много было поставлено на карту моей жизни… Понять смог бы Денис меня или нет? Я не знаю.
Первую неделю мне легко удалось избегать Дениса, ведь в школе он не появлялся, потому что он заболел. Он лежал дома с высокой температурой и больным горлом. Эту неделю я переписывалась с ним, не затрагивая тему расставания. Оттягивала момент. Целыми днями мы вели переписку обо всем и ни о чем. И я скучала. Странно, что я так быстро привыкла к этому наглому вторжению в свое личное пространство, но мне хотелось обнять его, прижаться к нему. И я делала хуже своим молчанием и себе и ему. Денис думал, что между нами все прекрасно, а я никак не могла признаться ему о своем решении.
Когда Денис выписали, он сразу сообщил, что встретит около подъезда, но я категорически отказалась, боясь, что нас увидит мама, поэтому Денис ждал меня у входа в школу. Я шла, ничего не слыша вокруг себя, кроме громко стучащего собственного сердца. Я влетела в объятия Дениса сама, ощущая, как те самые пресловутые бабочки в животе начали расправлять свои крылышки.
Пожалуйста, не надо!
Денис поцеловал меня в макушку, а я готова была расплакаться. Я ненавидела свою маму в эту секунду.
— Денис… — жалобно позвала я.
— Блин, Алёна, я так соскучился, — прошептал Денис мне на ухо, заставляя мурашки бежать по телу от одного его жаркого шёпота.
— Нам надо прекратить, — тихо сказала я, понимая, что к горлу подступает ком.
— В смысле? Что прекратить? — отстранился Денис и поднял одной рукой мой подбородок, чтобы я взглянула на него.
— Всё, всё это прекратить, — спешно ответила я, при этом так и не смогла отцепиться от него, продолжала обнимать за талию.
Слова и действия диссонировали. Денис внимательно смотрел на меня, прищуривался, будто детектором лжи пытался просканировать, а я не могла выдержать такого пытливого взгляда, поэтому опустила глаза и наконец-то отстранилась. Попыталась отстраниться, но Денис не дал этого сделать. Теперь он обнимал меня, а я ладошками уперлась в его грудь.
— Что, блин, произошло?! — непонимающе спрашивал Денис, а я не знала, что ответить, — Алёна?!
Нет, он не кричал, скорее рычал.
— Денис, не спрашивай меня, пожалуйста. Так будет лучше. Мое все время занимает школа и лечение, спорт… Мне некогда отвлекаться, поэтому лучше…
— Какой бред, — перебил Денис.
— Это правда, — я действительно не врала.
— Алёна, я не хочу слушать эту ерунду.
— Не слушай! — психанула я и вырвалась из объятий Дениса, ощущая, как резко становится зябко.
— Ты поссориться решила? — ухмыльнулся Денис, а я вскипела.
— Да! Пока! — я развернулась и забежала в школу.
Денис шел за мной, но я не оборачивалась. Быстро повесила куртку и пошла в кабинет. Ощущала, как горит спина от его взгляда. Села за парту, пытаясь выровнять дыхание, но Денис зашел следом и сел рядом.
— Что это значит? — довольно грубо спросил он.
Любопытные одноклассники уже все свое внимание приковали к нам. Я чувствовала себя неуютно. Никогда не мечтала быть в центре скандала.
— Денис, давай не здесь, — шептала я, пытаясь успокоить разогнавшееся сердце. Казалось, оно пробежало уже пару десятком километров и вот-вот выпрыгнет, — на нас же смотрят.
— Мне плевать, — довольно громко ответил он и сгреб меня в свои объятия, а затем зашептал, — я так соскучился. А ты… Зачем ты так со мной?
Я тоже скучала. Даже больше, чем думала сама.
— Я просто хочу остаться друзьями, — подняла на него свой взгляд, полный невыплаканных слёз.
Мне хотелось, чтобы он понял серьезность моих слов, а сама наслаждалась его близостью. Отказаться от Дениса было сложнее, чем я могла представить. Я не хотела!
— Мы никогда ими не были и не будем, — выдохнул Денис.
— Мне жаль, — снова шептала я, стараясь, чтобы никто не услышал.
В этот момент в класс зашел Егор. Замер при виде нашей парочки, а потом плюхнулся на первую парту, которую пытался отвоевать у меня в мой первый день в школе.
— Это из-за него? — довольно громко и грубо спросил Денис, я промолчала, опустив голову.
Нет. Егор ни причём. Но язык прилип к небу из-за сухости во рту, не желая шевелиться и отвечать.
— Нет, — сказал Денис, когда нас оглушила трель, оповещающая о начале урока.
Денис ушёл, а я осталась в растрепанных чувствах. Аврора, которая наблюдала за нами в сторонке, попыталась разузнать, что происходит, но я сказала, что отказалась с ним встречаться и всё. Если про Егора я спокойно болтала, когда был девичник, вспоминала тусовку у него дома, то на счет Дениса я не готова была говорить вообще ни с кем, а тем более с Авророй, которая, так или иначе, была когда-то
