Глава пятая, в которой я попадаю в высшее общество
Лейра мы достигли уже в темноте. По названию это был город, по сути же — сильно разросшееся притрактовое село, обязанное своим богатством выгодному положению при слиянии двух рек и на пересечении трех трактов. А еще — железной дороге, ведущей к порту Варск на восточном побережье.
В том месте залив Долгий, разделяющий Ригонию и Вайнор, сужался настолько, что можно было рассмотреть вывески портовых кабаков на другом берегу. Так писали в "Вестях со всего света" — имея в виду кабаки Дайера, самого южного и самого крупного порта Вайнорского королевства. От него до Бенхафта, столицы Вайнора, было всего сорок миль. Неудивительно, что большая часть торговли с северо-восточным соседом шла через Дайер и Варск.
Мы ехали по широким улицам мимо солидных деревянных домов с огромными подворьями. Было людно, и чем дальше, тем больше становилось народу. Всеми владело радостное возбуждение. Праздник у них, что ли? Сани двигались все медленнее и наконец встали, уткнувшись галдящую толпу.
Я бывала в Лейре и узнала место. Гостевой дом Керсона, самый большой и дорогой в городе. Двор был ярко освещен и забит повозками, людьми, лошадьми и мамками в беловатых зимних шубах. Ворота стояли открытыми, но перед входом и вдоль ограды выстроилось оцепление из полицейских и жандармов, у всех ружья и сабли, усы подбелены инеем, а форменные полушубки перепоясаны красными парадными кушаками. В гомоне толпы то и дело звучало: "Вайнор… Вайнор". Я прислушалась: за забором и впрямь говорили по-вайнорски.
Один из жандармов неласково велел Сельфану поворачивать.
Граф поднялся с места и отвесил мне шутливый поклон:
— Простите, сударыня Кошка, вынужден позаимствовать вашу перину. Хочу, чтобы меня узнали.
Набросив волчью доху, он выскочил на улицу:
— В чем дело?
Я кинулась к окну и встала на задние лапы.
— При всем почтении, благородный господин, — с графом, успевшим прикрыть голову меховым капюшоном, жандарм говорил уважительно, не то что с кучером, однако оставался столь же категоричен: — Пускать никого не велено. Извольте найти другой ночлег. Могу рекомендовать…
Граф не дал ему закончить:
— Никого, говоришь? Даже меня?
Взвился снег, окутал его фигуру и, опав, побежал поземкой понизу, а Даниш-Фрост остался стоять — шуба в алмазной пыли, в руке ледяной посох. В толпе ахнули, шелестом пронеслось: "Белый Граф… Белый Граф…"
Посох стукнул оземь, и все накрыла метель. На жандармских треухах с кокардами выросли маленькие сугробы. Воздух зазвенел смехом снежных фей, которые резвились в белой круговерти, рассыпая вокруг себя голубые огоньки. Метель распалась на завихрения, из завихрений свились узоры, какие мороз рисует на стекле, а из узоров — подвижные картины. Над двором гостевого дома распускались цветы с длинными витыми лепестками, проносились сани, запряженные лебедями, и скакали олени с серебряным месяцем в рогах. Жители Лейра задрали головы и раскрыли рты.
Вайнорцы во дворе подняли галдеж. Звонкий девичий голос потребовал:
— Впустите его!
К воротам подбежали сразу двое военных, один в незнакомой черно-белой форме — должно быть вайнорец, другой в подбитой мехом красной шинели с золотыми галунами. Неужто королевская гвардия? Жандармы убрали от ворот рогатки и сами посторонились. Сельфан направил лошадей во двор. Граф, в кружении снега, двинулся рядом, и чудилось, что он не идет, а парит, подхваченный пургой.
Наша упряжка с трудом пробралась между двумя огромными крытыми возами, обогнула груду сундуков — и встала. Дальше ходу не было. Повозки и кареты стояли почти вплотную друг к другу. Слуги выгружали багаж, конюхи вели лошадей в стойла, а мамок — в загон, под навес, хотя было ясно, что все там не поместятся.
Никогда не видела столько мамонтов разом, тем более таких откормленных и ухоженных. Бока покатые, шерсть вымыта, расчесана. Казалось, огромные звери одеты в пышные шелковистые мантии, как болонки эйланской породы кейшас, которых возили с собой столичные модницы. Только этих болонок каким-то хитрым колдовством многократно увеличили и приставили им бивни.
Самого гостевого дома из моего окна видно не было, и я перебежала на другую сторону.
А это что за чудо?
Чуть в стороне от крыльца на мощных четырехрядных полозьях стояла карета величиной с железнодорожный вагон. Наверное, такие в старину и называли дормезами. Этот был покрыт белым лаком, украшен резьбой и позолотой.
Рядом сгрудились полдюжины мужчин и женщин в богатых шубах. Граф, уже без посоха, обнаружился там же и как раз кланялся барышне в белой норке, приветствуя ее на бойком вайнорском.
— Граф Даниш, как я рада! — воскликнула барышня, та самая, со звонким голосом. — Увидеть знакомое лицо в самом начале пути… Это добрый знак!
— В Альготе вы увидите еще много знакомых и дружеских лиц, ваше высочество, — галантно уверил граф.
Камелия. Младшая принцесса Вайнора и наша будущая королева. Прекрасный цветок Севера, как называли ее газеты. Жаль, из окна кареты лица толком не разглядеть.
— До сих пор не могу забыть снежную феерию, которую вы устроили на папин день рождения, — щебетала ее высочество. — Ах, это было восхитительно! Господа, вы знакомы с графом Данишем-Фростом? — она оглянулась на свою свиту.
— Кто же не знает Белого Графа Ригонии, — кокетливо отозвалась одна из дам.
Брыластый господин в черной шубе что-то буркнул себе под нос и сиплым голосом спросил у Даниша — как пролаял:
— Что вас привело в Лейр?
Мне показалось, он с удовольствием бы сказал "принесло".
— Еду из Даниш-хуза в Белый замок, — ответил Даниш-Фрост. — Как обычно, хотел остановиться у Керсона.
Вайнорский всегда давался мне легко, я даже переводила маме из вайнорских модных журналов. Но во дворе было шумно, говорящие стояли далеко, а разбирать чужой язык труднее родного, даже если слова тебе знакомы. Принцесса Камелия начала представлять своих спутников. Посыпались имена, титулы, любезности, и я перестала напрягать слух.
Очнулась, когда ее высочество вынула из муфты тонкую белую руку и тронула брыластого за рукав:
— Граф Скадлик, не будете ли бы вы любезны распорядиться, чтобы графу Данишу подготовили комнату?
Брыластый принялся ворчать, что мест и без того не хватает, а в городе имеются и другие гостиницы. Невысокий пожилой господин в енотовой шубе что-то сказал. Брыластый склонил голову со словами: "Если вашему высочеству угодно", — и скрылся в дверях гостевого дома.
Скадлик… не Скадлинг. Так он ригонец?
— Знаю, нехорошо так говорить, но граф Скадлик ужасный зануда, — вздохнула принцесса. — Лучше бы нашим сопровождающим были вы, граф Даниш.
— Почел бы за честь, — отозвался тот. — Но его величество рассудил иначе.
