Видела испуганную, вечно занятую, суетливую девушку, которая пыталась угодить всем.
Сон был без сновидений, словно я упала в черную пустоту, в небытие.
Проснулась словно от толчка. Открыла глаза и вздрогнула. Агата спала.
Я подложила подушку, чтобы племянница ненароком не упала, и отправилась в ванную. В отражении была не я. Кто-то другой, безумно уставший, с темными кругами под глазами и бледной кожей.
«Все хорошо, все хорошо», — как мантру повторяла я, убеждая себя и не допуская больше ни одной мысли. Гнала все, особенно те, что касались Марата.
Так будет лучше для нас обоих. Всем будет лучше, если мы прекратим любые контакты. Нельзя пускать его в свое сердце, нельзя быть рядом, нельзя.
Зачем я пошла к его маме, я не знала. В тот день я себе не принадлежала. Поддалась порыву, очень хотела поддержать ее и его, а в итоге наделала глупостей.
Я поймала себя на том, что умывалась так долго, что успела замерзнуть. Отключила воду, вытерла лицо и вышла, заметив на пороге ботинки Вадима.
Вдохнула побольше воздуха в грудь и постаралась улыбнуться. Ругаться с зятем я не хотела.
Вошла в кухню, по дороге проверив Агату, которая сладко посапывала во сне.
Вадим сидел за столом и ел суп. Тот самый, который я приготовила днем. Для мамы Марата.
— Привет, — робко улыбнулась я. — Как дела? Ты рано сегодня.
— Освободился, — отрезал Вадим, не глядя на меня.
— Нам нужно поговорить, — решилась я.
— Маш, я устал, — он отвел взгляд. — Поем и пойду спать, Агата сегодня на тебе. Деньги на тумбочке.
Я снова была виновата. В том, что потеряла работу, в том, что отказала в близости. В том, что теперь он единственный добытчик и имеет право диктовать нам условия.
— Хорошо, — хмыкнула я, понимая, что чувство вины, которое мне пытались навязать, больше не приходит.
Все та же пустота внутри. И холод.
Громко хлопнула входная дверь, послышался топот, и взбешенная Милана появилась на пороге кухни.
— Ненавижу тебя! — кричала она.
— Агата спит, тише, — взмолилась я.
— Плевать мне на Агату. Ты… ты… сука ты, Маша!
— За языком следи! — жестко осадила я.
— «Не водись с Маратом, я тебе запрещаю», — издевательски процитировала она меня. — Сама запала, да? Думала, я не узнаю? Думала, что сможешь спокойно спать с ним за моей спиной, сестренка? Да какая ты мне теперь сестра? Ты предательница!
Я не узнавала Милану. В нее словно бес вселился. Она кричала, топала ногами и обвиняла меня во всех смертных грехах, нисколько не стесняясь в выражениях, не обращая внимания на плач проснувшейся Агаты. Она ненавидела меня.
— Я с ним не спала, — отрезала я, поднимаясь. Ушла в гостиную, взяла племянницу на руки и молча вернулась в кухню. Достала из холодильника детское пюре, ложку и села на табуретку.
— Зачем ты вообще с ним виделась? — топнула ногой Милана.
— Так нужно было.
— Ты… Ты знала, что он мне нравится. Знала. И специально с ним, да? Ты все делаешь так, чтобы мне было плохо!
— Правда?
Боли не было, обиды тоже. Только осознание, что Марат был прав — мое самопожертвование никому не нужно. Я та жертва, о которой он говорил, о меня просто вытирали ноги, пользуясь моей добротой и заботой.
— Марат, значит, — зло прошипел Вадим. — Ты с ним трахаться ночью ходила? И не ночевала дома тоже из-за него?
— Что? — ахнула Милана. — Ты… ненавижу! Он мой, поняла? Марат мой, он ревнует меня, защищает меня, приезжает по первому звонку. Ты ему не нужна, поняла? Он играет с тобой, чтобы задеть меня, потому что приревновал.
— Да, — согласилась я, — все именно так.
Молча поднялась, передала Агату Вадиму и постаралась уйти, но Милана схватила меня за локоть:
— Не смей больше с ним видеться, поняла? Иначе ты мне больше не сестра.
Я выдернула локоть, вышла в гостиную, надела свитер потеплее, не обращая внимания на недовольство Миланы и Вадима. Взяла заряженный телефон с тумбочки, надела обувь, куртку, шапку, не чувствуя ничего.
Мозг выключил тумблер, отвечающий за чувства.
— Куда ты? — спросил Вадим, когда я потянулась к дверному замку.
— Трахаться с Маратом, — улыбнулась я так, что он вздрогнул.
Медленно вышла, заперла дверь и, пошатываясь, спустилась на два этажа ниже. Достала телефон, разблокировала его, набрала номер Тани. Он оказался выключен. Тогда я зашла в мессенджер, нажала на значок микрофона и заговорила мертвым безэмоциональным голосом:
— Ты мне нужна, слышишь? Ты мне сейчас как никто нужна, Таня. Побудь хоть немного старшей сестрой, прошу. Я не справляюсь, я ломаюсь. Прошу, позвони мне, встреться со мной, ты так мне нужна.
Убрала палец с кнопки, дождалась, пока сообщение уйдет, и медленно побрела на улицу. Метель стихла, под ногами шуршал снег, напоминая, что я еще жива. Пока жива.
Не глядя по сторонам, просто шла куда глаза глядят.
— Мария, присаживайтесь, — суетливо отводя глаза, просит доктор.
— Я с ребенком, ничего? — смущаюсь я. — Не с кем оставить.
— Эм-м-м, зря, конечно. Разговор будет сложным.
— Говорите, — решительно прошу я.
— Пришли ваши анализы и…
— Не тяните, — прошу я, внутренне холодея.
Я чувствую, как все внутри покрывается коркой льда.
Доктор молчит и собирается с силами. Встает, задумчиво потирая подбородок, и достает снимок.
— Я по-простому объясню. Мария, у вас опухоль в голове размером примерно с грецкий орех. Я долго не звонил, консультировался с коллегами, — доктор берет паузу. — Неоперабельная. Никто не возьмется, опухоль без четких границ, огромных размеров, у дыхательного центра. Риск, что вы умрете на столе, слишком велик.
— Я умру? — голос надломленный, не мой.
Врач опускает голову и громко выдыхает.
— Сколько мне осталось?
— Никто не знает. Неделя, месяц, год. Я не знаю. Но будем оптимистичны. Вот визитка отличной клиники в столице, у них есть необходимое оборудование, но гарантий никто не даст.
— У меня нет таких денег, — я опускаю голову и сильнее прижимаю к груди Агату, — а если и найду, то гарантий никаких нет, верно?
— Нужно попробовать.
— Какова вероятность, что я выживу? — спрашиваю в лоб.
— Мала. Очень, — доктор отводит взгляд и говорит почти шепотом. — Но вы попробуйте. Возьмите визитку, вот ваши анализы, снимки, диагноз. Возьмите, Мария.
Реальность плывет, осознание не приходит. Я в дурном страшном сне и скоро проснусь.
Беру папку с документами, Агату и медленно иду к выходу. Нет, это неправда, это все не со мной. Это сон, я жива и буду жить еще долго. Я увижу, как растет Агата, как она идет в первый класс, отпраздную ее выпускной. Я обязательно стану счастливой, найду свою любовь и узнаю, каково это — любить.
А диагноз — это неправда. Со мной такого не могло приключиться. Не мог бог меня так наказать. Не мог.
Выхожу на улицу
