него собирается толпа из стюарда и стюардессы – у бабки с краю опять проблемы. В прошлый раз она не могла разобраться с телевизором, до него ей требовался плед потеплее, пару раз она на кого-то жаловалась. А вот теперь, похоже, очередь дошла до нас.
– Я прошу прощения, – обращается к Лео молодой блондин Брэндон, включая свет у него над головой. – Вы не могли бы нам показать, что Вы пишете?
– Зачем? – с искренним возмущением вопрошает Лео.
– Прежде всего, я ещё раз прошу у Вас прощения и спокойствия. Дело в том, что дама в кресле напротив уже несколько раз жаловалась на Вас. Она утверждает, что Вы иностранный шпион и переписываетесь на зашифрованном языке с террористами.
– Что? – теперь в голосе Лео ещё больше искреннего возмущения.
– Мы подумали, что лучше разобраться с этим на месте, чем заставлять пожилую даму нервничать. Можно посмотреть Ваш блокнот?
– Пожалуйста, – Лео вдруг становится совершенно спокойным и протягивает стюарду блокнот.
Тот внимательно изучает, переворачивает листы.
– Похоже на математику.
– Логарифмические и дифференциальные уравнения, если точнее, – кивает Лео, с трудом пряча улыбку. – Ничего, собственно, сверхсекретного, максимум моя коммерческая тайна, которую я по закону имею право защищать, но не вижу в этом сейчас принципиальной необходимости.
Стюард, изначально зная, на что шёл, всё равно густо краснеет. Только Моник – судя по бейджику – рядом с ним не до конца понимает весь трагизм и комичность ситуации:
– Вы математик? – спрашивает.
– Программист.
– Я ещё раз приношу извинения… – спешит перебить её стюард, но Лео устал слушать как раз именно его.
– Всё в порядке.
Стюардесса принимает на себя роль медиатора:
– Беспокоиться не о чем, Пайпер, – обращается к бабке. – Ваш сосед математик, это математика, мэм. Вам принести ещё воды? Подушку? Печенье?
– Свежих мозгов? – подсказываю ей, и Лео вздрагивает.
– Ты уже не спишь?
– Телешоу – страшная вещь. Людей с маринованными мозгами становится всё больше, – говорю, подбирая под себя ноги.
Стюардесса хмурится, бабка смотрит на меня с непониманием и недоверием. Но мне на обеих наплевать:
– Ты, иностранный шпион, чего не разбудил меня, чтобы ноги убрала?
Billie Eilish – No Time To Die
– Они мне не мешали.
– Ладно. Пора меняться сценами, – говорю ему. – Сейчас только шоу досмотрю, – нажимаю кнопку, понижая затемнение в иллюминаторе.– Как же красиво! Каждый раз не могу оторвать глаз от этого дива, – снова жму на неё, чтобы запустить фиолетовый газ в пространство между стёклами.
Лео пристально наблюдает за моими действиями.
– Мне кажется, в моей жизни ещё никогда не было так много солнца! И оно здесь какое-то сюрреалистичное, ты не находишь? – говорю, как только яркий солнечный свет заполняет всё пространство вокруг нас.
– Я думаю, нам крупно повезло, что поблизости нет кричащих младенцев.
– Это точно, – соглашаюсь, глядя на него и желая большего, нежели только отражение иллюминаторов в стёклах очков. – Слушай, ты не мог бы на пару секунд снять свои эти… очки? – наглею.
– Зачем?
Вначале я не отвечаю – смотрю на его голубоватые стёкла, стараясь увидеть сквозь них. Затем сознаюсь:
– Хочу знать, какого цвета у тебя глаза.
Пару секунд он обдумывает мои слова, затем медленно их снимает. Тишина. Тишина в саду зелёного чая.
– Зелёные, – сообщает с улыбкой.
– Зелёные… – соглашаюсь с ним.
– У тебя рот открыт, – ставит меня в известность. – И голова сейчас опрокинется назад. Ты выглядишь, как Алиса, провалившаяся в кроличью нору.
– Я и есть Алиса, провалившаяся… в нору. А в ней неожиданно сад. И чайные листья… или гвоздика?
– Зависит от света.
– Зелёный чай – мой любимый, – сознаюсь, немного придя в себя. – Кажется, я только что влюбилась.
Лео не может сдержать смешок и опускает глаза – этот парень ещё способен смущаться. Хотя, я кого угодно могу смутить. Но у меня месяц только правды, и я себе в ней не отказываю:
– Почему у меня ощущение, что я давным-давно тебя знаю? Не несколько часов, а лет, может быть, сто? – говорю ему, пересаживаясь на место у прохода, уступая ему своё.
– Серьёзно? А я как раз хотел спросить, не встречались ли мы раньше?
– Что у тебя? Близорукость? Дальнозоркость? – спрашиваю.
– Ничего. Я вижу нормально. По крайней мере, пока.
Оторопеваю:
– А очки зачем?
– Я много часов провожу за экраном – до пятнадцати в сутки. Глаза воспаляются и болят, слизистая сохнет.
– И очки помогают?
– У них специальные стёкла… – начинает. – Они защищают от избытка синего цвета, который вредит глазам.
– Не защищают, – с сожалением качаю головой – вокруг его радужки рассыпаны микроскопические кровавые ручьи и реки. – Это плацебо, – резюмирую.
– Может, и так. Но мне легче, а это главное, разве нет? – косится с улыбкой.
– Одержим и отдал себя делу целиком? Без права на семью и переписку?
Он кивает:
– Это. Но больше отсутствие чего-либо ещё, чему хотелось бы себя отдавать.
И вот теперь он отворачивается. А я мысленно прошу «Не надевай очки, только очки не надевай!» И он их не надевает.
– А ты бы хотел?
Он не отвечает, и я уточняю почти шёпотом, который в этом гуле моторов и гомоне пассажиров едва можно расслышать:
– Чтобы они были? Те, кто станет пить твоё время? Как листья зелёного чая пьют воду и солнечный свет?
Oleg Byonic – Submissive
Он словно вздрагивает и рывком поднимается.
– Пропусти, – требует.
Сжав зубы, я делаю то, о чём он просит. Лео открывает багажный отсек, вынимает сумку.
– Ты не могла бы пересесть?
Как только я это делаю, он бросает сумку на моё сидение, раскрывает молнию. Прямо сверху на вещах лежат две книги, я вижу их мельком, но успеваю выхватить на корешках слова «Астрофизика» и «Психотерапия», под ними что-то из одежды, ещё планшет, ноутбук, провода, зарядные устройства и… пакет с лекарствами. Их не то, чтобы много… но в общем, достаточно, чтобы в моих внутренностях что-то надорвалось. На мгновение я не могу дышать, хмурюсь и морщу нос, как от боли.
– Ты в порядке? – спрашивает меня.
– Нет. Сердце болит.
– Давно?
И я непроизвольно ищу глазами монитор со статистикой – 2 часа 37 минут в небе.
– 2 часа 37 минут.
– Попробуй снова вздремнуть. Отдых всегда помогает. А лучше поймай стюардессу и попроси принести чего-нибудь покрепче. Виски, к примеру. Виски – вещь… на первой стадии.
– А на второй?
– А на второй уже редко что помогает. Но тебе до неё ещё далеко.
В его руке зажат небольшой флакон из белого пластика.
– А это что? – спрашиваю.
– Это капли для глаз – снимают напряжение. Тебе не подойдёт.
– А вдруг?