Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
на ужин останется. С его бумагами я разберусь потом.
Моя тетя хихикнула, услышав про «Пирогги на ужин», но сам Пирогги сказал:
– Не стоит, мистер Блейн; жена ждет меня к ужину дома.
– Не говорите ерунды. – Мистер Блейн вытащил часы – такие тоненькие, что мне они показались вовсе не настоящими часами, а пластинкой из блестящего металла; возможно, крышкой от старых часов, которую он носил, потому что обычный хронометр сломался. Если бы не закругленные края, это могла быть золотая монета. – Уже почти половина седьмого. Я не могу отослать вас прочь в такой час, Пирогги. Входите. Все входите. Ви, дорогая?
Он уже собрался открыть нам входную дверь, но, похоже, внутри стояла экономка, взявшись за ручку, – не успели пальцы Стюарта Блейна ее коснуться, как та быстро и плавно качнулась (это движение почему-то напомнило мне взмах птичьего крыла – наверное, дело в том, что дверь тоже была выкрашена в белый); и мы вошли, сперва тетя Оливия, за ней – мистер Пирогги и я. В дверном проеме стало тесно.
Когда я проектировал вход в свой особняк, то попытался воссоздать фойе Блейна – не с точностью до сантиметра, а каким я его запомнил; почему моя память, которая все еще наличествует, которая по-прежнему «живет и дышит и существует»[39], должна быть менее весомой, менее реальной, чем физическая суть, теперь разрушенная и невозвратимо утраченная?
Между этим абзацем и предыдущим я отправился искать это фойе, а также свой нож. (Вы никогда не задумывались во время чтения, что между любой парой слов могли пройти месяцы?) К сожалению, я ошибся: попытался добраться до него через дом вместо того, чтобы выйти наружу и обойти здание. Я знал, как следовало бы поступить, но идет дождь, легкий весенний дождь; и хотя я не боюсь промокнуть, меня охватывает ужас при мысли о том, чтобы, оглянувшись, увидеть неровный след моей искалеченной ноги, отпечатавшийся на мягкой траве. В результате этого путешествия через дом я чувствую себя так, словно кое-кто занимался самодеятельностью.
В доме есть персидская комната с диванами, коврами, шелковыми гобеленами и ятаганами на стенах, а также огромными каменными кувшинами. Я это знаю, поскольку сам в ней побывал, но вместе с тем уверен, что никогда не говорил Барри Миду, что хочу чего-то подобного, и если бы он (или кто-то другой) был жив и мог меня услышать, я пришел бы в ярость… впрочем, почему я должен злиться, да и могу ли? Мертвые кости Барри не дрогнут, если я стану топтаться на его могиле, в отличие от моих собственных. У меня персидская комната: кальяны и занавески из бисера перед решетчатыми окнами, выходящими на… неужто Шираз? С таким же успехом я могу ею наслаждаться. Уверен, что смогу разыскать это место снова, если понадобится. Надо свернуть в коридор напротив фотографии Дэна Френча, тот от лица сотрудников вручает мне на пятидесятилетие какую-то коробку (кажется, в ней лежала серебряная зажигалка для сигар – или что-то в этом духе), пройти через солярий тети Оливии с его стаканчиками для кистей и высыхающей палитрой, овеянными запахом растворителя; а дальше, по-моему, четвертая или пятая дверь справа.
Но фойе Блейна я ищу вовсе не для того, чтобы вспомнить, как выглядело это узкое помещение с очень высоким потолком; банкир явно предпочитал мрамор, но стены были деревянные, а вот столешница, низкий постамент для вычурной вазы с нарезанными ветками папоротника и подставка для зонтов – из белого камня.
– Мне нравится твой холл, Стюарт, – сказала тетя. – Здесь всегда так прохладно.
– Летом хорошо, но, боюсь, зимой очень холодно.
– Чепуха. Миссис Перкинс всегда разводит огонь – не так ли, миссис Перкинс?
Экономка улыбнулась в ответ.
– В мои обязанности не входит разжигать камины, но за здешним я слежу. Да уж, слежу.
Я посмотрел на мраморный камин и задался вопросом, кто его чистил; лишь глубоко внутри стены, где мрамор уступал песчанику, можно было заметить пятна от огня – такие светлые, что они казались коричневатыми, а не черными.
– Не знаю, что бы я делал без миссис Перкинс, Ви, – сказал Блейн. – Ты знаешь, что я заурядный непрактичный человек, который не заработал собственное состояние. Если бы мне пришлось самому чистить свое серебро, то, наверное, умер бы с голоду.
– Можно есть пожелтевшими приборами, – заметила тетя. – Я так и поступаю. Я не буду пользоваться той жестяной дрянью, которую сейчас продают – она ржавеет, если забыть ее в раковине.
Над дверным проемом, через который мы прошли, виднелось огромное веерообразное окно.
– Ужин в восемь, – сказал Блейн, указывая на стулья. – Это не соответствует моим деревенским привычкам, но до той поры можем немного развлечься.
Я уселся вместе с остальными и пригорюнился при мысли о том, что придется больше часа слушать светскую болтовню; но через мгновение Блейн повернулся ко мне и сказал:
– Не хочешь взглянуть на поголовье, Олден? У Куини родились малыши. – Он снова повернулся к моей тете. – Все дети любят щенков, не так ли, Ви? Уж ты-то знаешь. А еще Олден может покататься верхом на Леди. Я попрошу миссис Перкинс препоручить его Доэрти.
Доэрти, садовник и конюх, носил старую мягкую шапку, из-под которой торчали рыжеватые патлы (кажется, он уже начал седеть); у него был большой рот, а еще от кожи сильно пахло чем-то странным – я тогда не знал, что это ветеринарная мазь. Куини была далматинской породы, и когда Доэрти кудахтал и кукарекал, она его отлично понимала – такой у этого человека был талант, – зато явно недоумевала, когда он разговаривал со мной по-человечески.
– Ты пойми, их надо правильно расчесывать, потому что пятна расползаются все дальше, и судьям такое весьма по нраву. А если погладить против шерсти, загонишь все пятна на собаке к ушам – проще уж ее утопить. У тебя самого есть пара дворняг? Я вижу, ты не боишься.
Я сказал, что у меня собак нет, но у моей тети две в доме и еще девять в конуре на заднем дворе.
– Ты смотри-ка, в доме. Мать моей собственной матери, старуха Кейт, тоже так делала – говорила, ее собаки вовсе не обучены выходить на улицу. Друзья приходили и видели повсюду кучи, а старая ведьма объясняла, дескать, приходится все оставлять нетронутым на три дня – к тому времени оно хорошенько подсохнет и можно собирать… смеешься, да?
Я кивнул. Сидел на соломе, прижимая к груди пару пятнистых щенков; на мне были надеты вперемешку вещи из числа лучших и худших (тетя Оливия не
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
