Настя подтвердила.
– Нуда...
Обнявшись, они смотрели на майора Сапонько, словно ожидая поздравлений. Находчивый Лев вынул из холодильника бутылку шампанского.
– Шампанское будете?
Майор кашлянул.
– Спасибо. На службе не пью.
Омоновцы прыснули от смеха, тут же осеклись. Сапонько добродушно прикрикнул:
– Чего ржете? Поехали отсюда!
Как только майор с омоновцами покинули аппаратную, Лев схватил рацию для связи со Снайпером.
– Где они?
– Преследую, – ответил голос Снайпера сквозь хрипы, и связь оборвалась.
– Вышли из зоны доступа, – пояснил Лев.
Павел Григорьевич вздохнул.
– Вы там смотрите... Это не опасно? Свалится с лошади, голову еще разобьет...
– Лиза его поддержит.
Павел опустился в сафьяновое кресло.
– А может, не надо? Может, пусть всё узнает?.. Лев покачал головой.
– Нет. Это будет провал нашей успешной терапии.
Гриша упоённо и вполне уверенно направлял Кудряшку вскачь по лестной тропе – а ведь научился ездить верхом всего-то неделю назад! – и Лиза чувствовала, как полет лошади и близость любимого соединяются в едином порыве радостной надежды.
Надо остановиться и всё ему рассказать.
Всё равно они уже выехали из зоны действия камер и раций, никто не услышит.
Надо сказать, что деревня, барский дом, сам барин и его семья – это был проект. И он, Гриша, никакой не холоп, а просто пациент – ну или жертва – дурацкого психологического эксперимента.
Там был поддельный мир с искусственными птицами и замаскированными камерами. Но лошади в нем были настоящие. И она, Лиза, настоящая. И ее чувства тоже настоящие, потому что она...
В эту минуту Кудряшка на полном скаку вынесла их на бензоколонку, стоящую на трассе Москва – Калуга. Лиза перехватила поводья, удержала лошадь.
Гриша в шоке оглядывался вокруг.
Мужик, который заправлял свою старенькую «Ладу-Калину», насмешливо подмигнул.
– Ролевики? Вам какой, девяносто пятый? Или вы на газу?
– Гриша, я тебе сейчас всё объясню, – успела только пролепетать Лиза, как Гриша внезапно обмяк и начал валиться с лошади вниз.
Лиза подхватила его, помогла опуститься на асфальт. Она всё уже поняла. На углу заправки, тяжело дыша, стоял снайпер, применивший для нейтрализации Гриши усыпляющий препарат. Конь, на котором прискакал снайпер, тяжело дышал после погони.
«Значит, не успела», – вздохнула Лиза, чувствуя, как душа наполняется холодом тоски.
Глава XIV
Возвращение
Мышь пищала прямо над ухом, явно намереваясь вытащить его из сладкого утреннего сна. «Попалась в мышеловку, глупая, – наверное, за хвост прихлопнуло».
Ничего, к мышам можно привыкнуть. Хуже всего клопы и блохи.
Да что ж она пищит так противно!
Гриша открыл глаза и не поверил тому, что увидел.
Пищала совсем не мышь, а медицинская машина, к которой он был подключен тонкими проводами. Пиликала ритмично, считывая пульс, выдавая на мониторе цветную диаграмму.
Сам он лежал в больничной палате – белой, стерильно чистой, пропахшей озоном.
У кровати, сидя на железном стуле, дремал отец.
С минуту Гриша обводил рассеянным взглядом стены, предметы, медицинскую аппаратуру. Всё казалось знакомым и реальным, но над его головой, вернее, внутри, клубился туман непонимания.
Услышав скрип кровати, Павел Григорьевич подскочил на стуле.
– Ну, слава богу! Очнулся! Сынок!
Отец в белом халате, накинутом поверх пиджака, склонился над кроватью с растерянной и трогательной улыбкой.
– Наконец-то! Три месяца в коме...
– Чего? Где я?
Гриша всё ещё с непониманием оглядывался.
Отец улыбался радостно, но как будто лукаво. Словно подмигивал ему с видом заговорщика.
– Я уж думал, не выйдешь. Врачи пугали! Тебя же машина сбила возле клуба этого долбаного...
Гриша помотал головой.
– Машина сбила?
– Ну да. Ты не помнишь, что ли? Ну, понятно, амнезия...
Гриша вдруг осознал, что отец очень искренне, простодушно радуется его выздоровлению. Значит, ему не всё равно?
Вдруг вспомнил, как всю жизнь пытался достучаться до отца, выдумывал всё новые глупые выходки – может, из-за этого чуть не пустил под откос всю свою жизнь.
Да, это врезалось ярко – эвакуатор, на платформе «адский» спорткар, сияющий красным лаком, мажорский номер 666... Вспышка, темнота.
Усадьба, лошади, барский дом.
Картина постепенно восстанавливалась. Значит, всё это был – просто сон?
– Нет, я помню. Но потом же... я же в прошлом был... в деревне...
Отец смотрел озабоченно, хмурил брови.
– В какой деревне?
– Ну как же? Я там конюхом был... а Лиза где?
Отец вздохнул, ободряюще улыбнулся. Похлопал по плечу.
– Ну ничего, ничего. Это нарушения в мозгу после комы. Врачи предупреждали. Главное, что ты в себя пришел!
Нарушения в мозгу?
А как же виселица, порка? Нет, порку-то он точно запомнил, спинным мозгом, как говорится. И еще чем пониже.
Лиза! Ну нет, не может быть! Выходит, Лиза – тоже всего лишь сон?
Отец обнял растерянного Гришу.
Гриша уже понимал, что вернулся в исходную точку своего ментального путешествия, но сознание сопротивлялось очевидному факту. «Может, у меня раздвоение личности?» Психологов он терпеть не мог, но сейчас – как бы не попасть в лапы к психиатрам!
Гриша посмотрел на отца.
Значит, сидел у постели, ждал. Волновался, заботился.
Значит, он, Гриша, кому-то нужен в этой, вчерашней жизни, которая уже кажется ненастоящей.
Но внутри осталась огромная пустота – как будто он и правда умер и воскрес, но что-то важное осталось там, за чертой сна, в ином, уже недоступном мире.
Поправлялся Гриша на удивление быстро. Уже на другой день врачи заявили, что все показатели в норме, и выписали его из клиники.
Но тоска поселилась в сердце, наверное, уже навсегда. Когда увидел стоящую у подъезда «адскую машину» вместо радости испытал что-то вроде чувства вины. Весьма неприятные ощущения, как оказалось.
Отец оплатил лечение тому капитану ДПС, которого Гриша протащил на капоте. Предложил и моральную компенсацию, но принципиальный служака денег не взял, зато привлек прокуратуру. Решил отстаивать законные меры, требовал лишить Григория прав и привлечь к общественным работам. Настаивал, что машину не должны были забирать со штрафстоянки. Мол, закон един для всех.
Отец ужасно злился по этому поводу. Ворчал: «Тоже мне, законники! Сколько я им взяток раздал. И ведь брали, не морщились. А теперь у них, видите ли, принципы проснулись! Уж извини, но я не верю».
Гриша верил, знал по себе, что так бывает. Спали себе спокойно и принципы, и совесть, и чувство вины. Люди вокруг казались какими-то функциями, которых нужно было использовать или убрать с дороги. А тут раз
