для безымянной могилы.
Когда в голове возник план, нога сама вдавила педальку в пол.
Полицейского я заметил в последний момент, тот выскочил аж на середину дороги, размахивая своим полосатым жезлом. Ещё чуть — и я бы его задавил.
Круто выкрутив руль, я свернул к обочине и остановился. В багажнике глухо бухнуло.
Вот если б всё было ровно, я бы сейчас набрал Котова, и спокойно поехал дальше.
Но за неимением горничной… — как говаривал шеф.
Я опустил стекло.
— Лейтенант Ивашов, — представился полицейский. — Документики пожалуйста.
Молоденький такой парнишка. Симпатичный. Веснушки…
Я молча протянул ему документы.
Тот отошел к морде Хама и подставил бумаги под свет фар.
Темень вокруг стояла страшная. Такой час, когда уже совсем стемнело, а фонари ещё не зажгли. Небо обложено тучами, а вы находитесь за городом, где нет ничего, даже света далёких звёзд, и только фары выхватывают желтые круги асфальта прямо перед машиной…
Чем этот лейтенант вообще думал, выбегая на проезжую часть?
Сила мундира, — решил я. — Надевая мундир, проникаешься чувством собственной исключительности.
— Что в багажнике? — парнишка вернулся к окну, но документы отдавать не спешил.
Лопата и два трупа в мешках — так и тянуло заявить, прямо в лоб. И посмотреть, что он будет делать: один, на пустой ночной трассе…
— Ничего, — сказал я вслух. — Кроме канистры с бензином.
— Откройте.
Я спрыгнул в ледяную грязь.
Парнишка-лейтенант ростом мне едва доставал до плеча, но когда я посмотрел на него сверху вниз, не стушевался.
Наоборот: глаза вспыхнули упрямством, подбородок выдвинулся, он весь подтянулся и даже чуть привстал на цыпочки.
Комплекс Наполеона. К сожалению, частенько он только мешает.
Пропустив меня вперёд, лейтенантик махнул жезлом в сторону багажника.
Мысли в голове метались, как головастики.
Что делать?..
Оглушить мальца и пристроить в канаву? До утра окочурится. Заморозки в этом году будь здоров.
Подумай, мон шер ами. Просто подумай…
Тарас умеет гипнотизировать людей, — вспомнил я. — Убеждать в том, что ему нужно.
Он предлагал научить, но я отказался. Это неправильно — влезать в головы других людей.
Но сейчас я обозвал себя твердолобым долбоклюем — и это было самое ласковое, что я мог озвучить.
Остановившись рядом с дверью багажника, я взялся за ручку.
В спину шумно дышал парнишка.
Увидев мешки, он тут же выхватит пистолет… — я прямо видел эту картину, аж кожу на спине стянуло. Зачесался старый шрам, ладони вспотели.
А потом пальцы сами собой сложились в мудру. Я сделал глубокий вдох и распахнул дверцу.
Дело в том, что я вижу сквозь собственную магию.
Поэтому для меня это было так: мы с лейтенантом стоим перед открытым багажником и пялимся на пару трупов в чёрных глянцевых мешках.
И — да. Лопату.
Но судя по всему, мудра сработала.
Парнишка посопел носом, щелчком сдвинул форменную шапку на затылок, а потом обиженно, словно его жестоко обманули, буркнул:
— Закрывайте.
И протянул документы.
Козырнув, он молча пошлёпал по грязи к своей машине, темнеющей метрах в двадцати, на обочине.
Всю остальную дорогу до болот я был предельно внимателен.
В следующий раз, когда поеду закапывать трупы, надо взять одноразовый защитный комбез, — думал я, кидая лопатой слежавшийся влажный торф вперемешку с палыми листьями.
«Всё-таки я иду в незнакомое место, в первый раз» — вспомнился диалог из любимой оперетты. — «Вот когда меня посадят во второй раз, я надену пиджак и пойду, как свой человек».
Остро пахло полынью, стоячей водой и снегом.
Кое-как почистившись — кроссовки тоже придётся выбросить, как и джинсы, вторые за сегодня… — я влез в Хам и прикоснувшись к рулю, отдёрнул руки: ладони были влажными.
С удивлением я вытаращился на сорванные мозоли. А потом меня одолел приступ нервного смеха.
Стригой ты или не стригой, а если нет привычки махать лопатой — обязательно сотрёшь руки в кровь. Вот так-то.
Мозоли быстро затянулись — правильно Антигона заставила меня подкрепиться, — и я рванул назад, в город.
Конкретного адреса я от рептилоидов не добился. Они совершенно не знали Питера, и смогли дать лишь название.
Красный бор — сказал один из них.
Насколько я знаю, это полигон утилизации токсических отходов, где-то за Колпино.
Ладно, прорвёмся.
Хороший район, — решил я, медленно курсируя по широким улицам, мимо фонтанов, небольших скверов и новостроек. — И не скажешь, что где-то недалеко токсичная свалка.
Тихо, прилично, зелено…
Народу по ночному времени почти нет.
Я и сам не знал, что здесь делаю. Метод научного тыка — не самая эффективная тактика, эдак весь город можно шерстить, вплоть до Второго пришествия.
Но логика в моих действиях всё же была: если этот «некто» взял в заложники нескольких суперов — я обязательно «услышу» ауры.
Одного-двух ещё можно пропустить, не заметить за общим психофоном. Но если их будет больше…
А их ДОЛЖНО быть больше: семья Тараса, ящерицы эти несчастные, да мало ли, кто ещё…
Со временем, ночные экскурсии выработали у меня поразительное чутьё на всё необычное.
Я мог «унюхать» призрака в пятиэтажке, набитой спящими людьми, как улей — пчёлами.
Я мог вычислить гуля в погребе, вендиго на крыше — Алекс, убедившись в безошибочности моего чутья, беззастенчиво пользовался им, как радаром для обнаружения нечисти.
И теперь я надеялся именно на эту «чуйку» — как называла её Антигона.
Медленно проезжая мимо домов — во многих окнах горел свет — я тянулся сознанием сквозь стены, обшаривая пространство. Словно слепой, который простукивает дорогу перед собой кончиком трости.
Богатый особняк, — сказали ящерицы. — Стены вокруг кирпичные, с железными пиками по верху. Кованые ворота на роликах.
Таких домов в Санкт-Петербурге — тысячи.
Не скажу, что район был чист, как слеза младенца. Тут и там я улавливал единичные вспышки ментальных сущностей, и если б находился на работе — был бы обязан, взяв саквояж с «малым набором», то есть, кольями, святой водой и солью, проверить ВСЕ точки и принять необходимые меры.
Но удостоверение, как и лицензия, канули в глубины Котовского сейфа, и хоть меня и подзуживало исполнить долг, мысли полнились некоторого злорадства: охота посмотреть, как майор станет расхлёбывать сии безобразия без нас, грешных.
Тут же получил укол совести: если кто-то пострадает, винить надо будет не Котова, а меня…
И я уже был готов забыть об отсутствии лицензии, и даже высматривал удобное местечко для парковки… Когда различил слабые, но совершенно отчётливые сигналы. Их было много.
Что значит: судьба.
Оставив Хам в «кармане» у дороги и всё-таки прихватив саквояж, я тронулся через сквер пешком, принюхиваясь и прислушиваясь, как охотничий пёс.
Саквояж оттягивал руку, и я в который раз чертыхнулся, поминая шефа тихим ласковым словом.
Именно Алекс, когда я хотел переложить инструмент в удобный современный рюкзак, упёрся рогом, прочитав мне пространную лекцию о том, как ещё в пятнадцатом веке бесстрашные эскулапы ходили по зачумлённым домам, неся в руках такие точно саквояжи…
Традиции, мон шер ами, — я уже начал привыкать, когда голос Алекса неожиданно вклинивался в мои собственные мысли. — Кем бы мы были, если б отринули древние, освященные веками традиции?
Может, современными образованными людьми? — сердито буркнул я себе под нос, отвечая на безмолвный диалог в голове.
Как ни странно, чутьё вывело меня не к особняку, который описывали оборотни, а к довольно обширному зданию, похожему на государственное учреждение или школу.
Сквер примыкал к высокому забору, по верху которого была протянута колючая проволока.
На госучреждение не похоже, — решил я, медленно обходя здание по периметру. — Скорее, тюрьма, или что-то в таком роде. Хотя… Тюрьма — это тоже госучреждение, но я не помню, чтобы в Колпино нечто похожее было.
Достав телефон, я вывел на экран карту города. Обозначил свою геопозицию…
Ага.
«Психиатрическая лечебница N8».
Я немного успокоился.
Это объясняло и высоченный забор, и колючую проволоку. Психи, ведь они разные бывают.
Я вспомнил маньяка с Васильевского острова, которого мы сначала принимали за Ырку, затем — за гуля… А оказалось, что это совершенно обычный человек. Просто со своими заскоками. И кулинарными предпочтениями.
