и офицеров, если не ошибаюсь…
– Так ведь Англия… – гневно начал Миллер, однако Лид предостерегающе поднял палец, и генерал умолк.
Лид продолжал:
– Двадцать пять тысяч, если не ошибаюсь. Плюс офицеры-инструкторы войск стран Антанты. Плюс отряд датских ландскнехтов – свыше ста человек…
– Но ведь датчане ни в одном бою не участвовали! – жалобно воскликнул Миллер.
– Неважно, – сказал Лид.
– Как это – неважно? – возмутился Марушевский. – Если бы Антанта не эвакуировала регулярные войска…
Лид перебил его:
– Вместо них правительства Великобритании, Соединенных Штатов и Франции набрали достаточно много добровольцев. Мало того: были мобилизованы все русские за границей, даже бывшие военнопленные в Германии – около десяти тысяч воинов. Не так ли, господа?
– Но в Россию-то они так и не прибыли?! – с недоумением сказал Миллер. Разговор получался сумбурный, путаный, без ясных позиций.
– Могут прибыть! – заверил Лид. – И не только они: бригаду финских добровольцев обещал сформировать Маннергейм, в Бельгии готовится отряд авиаторов…
Марушевский вскочил со стула.
– Так о чем же мы спорим? – закричал он. – Польская армия Пилсудского не сегодня завтра войдет в Киев. Над всем югом России нависает армия генерала Врангеля! Поймите – скоординированный с трех сторон удар свалит большевистскую Россию окончательно! О чем мы спорим?
Лид отпил глоток коньяка, посмотрел бокал на свет, осторожно поставил его на стол, сказал задумчиво:
– Практически ни о чем. Поскольку план у вас, по-видимому, прекрасный. И по-моему, выполнимый. Но – без меня.
– Почему? – в один голос воскликнули Миллер и Марушевский.
– В ноябре семнадцатого года я встретился с Лениным…
– Вы – с Лениным? – удивился Миллер.
– Да. Я – с Лениным. Могу утверждать, что я был первым империалистом, которому дал аудиенцию большевистский премьер… – Лид засмеялся: – Он произвел на меня большое впечатление.
– В каком смысле? – спросил Марушевский.
– В том смысле, что Ленин – выдающаяся личность. Настолько огромная, что я тогда сделал ошибку.
– Какую?
– Недооценив его. Я подумал тогда, что это он ошибается в своем представлении о мире и о времени, как всякая историческая фигура, опередившая свою эпоху. И потому обреченная на гибель. Чуть позднее выяснилось, что ошибся я, а вовсе не он.
– История России далеко еще не окончена! – с гневом произнес Марушевский.
– Вот именно! – живо подхватил Лид. – Она только начинается. Но, к сожалению, с нового листа.
Миллер спросил со сдерживаемой злостью:
– Отчего же вы так пессимистически оцениваете белое движение?
Лид развел руками:
– Потому что у вас нет людей. У вас полно исполнителей, статистов, пешек. А людей нет.
– Вы клевещете на подвиг сыновей великой России, отдавших жизнь в борьбе с заразой большевизма! – с привычным пафосом провозгласил Миллер.
Лид покачал головой:
– Нет, я говорю только правду. Я сам ошибся, недооценив Ленина. Поэтому и решил сделать ставку на реставрацию монархии в России. Попытался организовать побег царской семьи на ледоколе из Тобольска – не смогли найти толковых людей. Я проехал всю Россию и встретился с адмиралом Колчаком. Я предложил адмиралу Колчаку организовать рейд через Ледовитый океан военных транспортов и торговых судов. И снова не нашли людей…
Лид щелкнул золотой зажигалкой, раскуривая погасшую сигару. Некурящий Миллер неприязненно покосился на него.
– Наконец, я поддержал Северное правительство Чайковского, – закончил Лид. – Этот оказался просто глупым и праздным болтуном…
Миллер спросил с вызовом:
– По-вашему выходит – вовсе обезлюдела Россия?
– Нет. – Лид снова взял в руки бокал, пригубил. – Россия не обезлюдела. Я внимательно слежу за всем, происходящим там. Имеется совсем другой вывод: Россия просто больше не хочет вас!
– Конечно! – Миллер обиженно поджал губы. – Можно подумать, Россия мечтает о большевиках…
– Этого я утверждать не стану. Но вас Россия исторгла. Вы все – белые вожди России – как тени египетских фараонов, повелители всего, чего нет. Это факт!
Апоплексически-красный Марушевский сказал дрожащим от злости голосом:
– Мне представляется, господин Лид, вы тешите свое самолюбие, пытаясь унизить двух заслуженных русских военных, столь претерпевших…
Лид вскочил на ноги:
– Упаси бог! Но вы пришли ко мне, чтобы я помог вам вернуться вождями нации. А я уверен, что вождей нации не привозят в обозах оккупационных войск.
Миллер и Марушевский тоже встали, и, уже направляясь к дверям, Миллер заявил:
– Запомните, господин Лид, мы еще будем в России! И тогда вы пожалеете о своем безверии. Тогда вам захочется вернуться в нашем обозе к своим фабрикам, складам, пароходам и факториям!
Лид громко засмеялся:
– Господа генералы, в этом ваша главная беда – вы строите большую политику не на идеях, а на личных отношениях! А я – политик и делец. И, несмотря на вашу угрозу, все-таки – как это ни удивительно – постараюсь вам всемерно помочь…
Генералы замерли в дверях.
Лид спокойно закончил:
– Держите меня в курсе всех дел. Англия не может сейчас участвовать ни в каких открытых операциях против Красной России – у нас есть свои рабочие…
– Но как же тогда… – с недоумением начал Миллер.
Лид, прищурив светлые глаза, пояснил:
– Очень просто… Если крейсер ее величества случайно натолкнется в Ледовитом океане на караван большевистских кораблей… Знаете, в море ведь всякое может случиться…
Белая ночь плыла над городом, над морем. Было тепло, тихо. Лена и Шестаков медленно, устало шли по пристани.
Вдоль пирса и на рейде мирно спали ремонтируемые суда, чуть покачиваясь на пологой волне.
Шестаков, лицо – в машинном масле, окинул корабли взглядом и сказал Лене:
– Я так долго не мог привыкнуть к их силуэтам.
– Почему?
– Я ведь всегда плавал на боевых судах – у них приземистые, злые контуры хищников.
Лена заметила:
– А эти – добродушные, пузатые работяги. Посмотри, они даже горбятся от усталости… Знаешь, Коля, мне эти как-то больше по сердцу!
Шестаков засмеялся:
– Если по-честному говорить, Леночка, то мне – в последнее время – тоже!
Лена вздохнула:
– Папа в эти дни совсем домой не приходит. Как у него сил хватает!
Шестаков кивнул:
– Мы с ним сегодня на «Седове» проворачивали главную машину. Он еще на судне остался…
– Папа говорит, что с Англией какие-то новые осложнения?
– У нас с ней все время какие-нибудь осложнения, – усмехнулся Шестаков.
– А война не может снова начаться?
Шестаков развел руками:
– Кто его знает! Рассказывают, жил на свете один добрый стекольщик. Он сам мастерил замечательные рогатки и раздаривал их окрестным мальчишкам…
– Хитрый!
– Да. Вот мне политика Англии напоминает того стекольщика… Но думаю, что в открытую они сейчас не сунутся – побоятся…
Лена обогнала Шестакова, заглянула ему в глаза:
– Мы с тобой совсем сумасшедшие. Такая ночь, а мы говорим о политике!..
Шестаков смущенно улыбнулся:
– Ты
