таким образом, к исследованию культурных связей Веси с окружающими народами, следует припомнить, что задолго до ее появления в Межозерье эта территория стала ареной сложных этнических процессов, содержание которых сводилось к тому, что здесь издавна происходили взаимодействие, смешение, наконец, ассимиляция ряда этнических групп, имевших различное происхождение. Одни из них появились из Волго-Окского междуречья, другие — с территории современной Финляндии. Привлечение данных палеоантропологии позволяет достаточно уверенно говорить о сложении местных антропологических типов на основе компонентов, первоначальное формирование которых происходило далеко за пределами изучаемой области. Языковое родство финно-угорских народов также свидетельствует о существовании весьма древних этнических связей, хотя характер этих связей далеко не всегда ясен.
Все это побуждает подумать о том, что при изучении проблемы культурных связей Веси с другими народами следует учитывать и ту возможность, что ряд черт в культуре Веси имеет универсальный характер для всех или многих финно-угорских народов, составляя их общее достояние. Понимая всю сложность постановленного таким образом вопроса и ни в коей мере не рассчитывая решить его полностью, ограничимся лишь указанием на отдельные факты, относительно которых среди археологов как будто бы сложилось единое мнение. Так, например, считается, что курганные трупоположения с северо-южной ориентировкой костяков характерны для финно-угорских могильников. То же самое следует сказать о так называемых шумящих подвесках, различные типы которых известны в бассейне Камы, в Костромских курганах, на Вычегде, в Зауралье, а также в курганах Межозерья. Отмечено, что мотив водоплавающей птицы в составе украшений приурочивается к территориям, занятым теми или иными финно-угорскими народами. Таким образом, «чудской» элемент, на присутствие которого в составе курганной культуры Приладожья указывал В. И. Равдоникас, может иметь различное происхождение и отнюдь не сводится к одним лишь заимствованиям.
Своеобразное месторасположение территории древней Веси вблизи перепутья важнейших торговых артерий феодальной эпохи повлекло за собой не только установление конкретных хозяйственных связей, но и в значительной мере определило основные, важнейшие направления складывания культурных отношений. Для подтверждения этой мысли полезно обратиться к нумизматическому материалу, количество которого достаточно велико, чтобы служить основанием для вполне определенных заключений. Весь он (за исключением одной византийской монеты, найденной А. М. Линевским) состоит из монет западноевропейского и «арабского» происхождения. Из числа западноевропейских монет имеются образцы, чеканенные в Богемии, Саксонии, Вестфалии, в Утрехте, на Фрисланде (денарии и пфенниги), во Франции и Италии (денарии) и в Англии (фартинги и пенни). Столь же разнообразно происхождение «арабских» монет (диргемов) — от северной Месопотамии до Самарканда. Таким образом, вырисовывается два главнейших (восточное и западное) направления разнообразных связей древней Веси.
Судя по нумизматическим данным, эти связи установились довольно прочно и приобрели постоянный характер. В свете сказанного рельефнее выступает значение западноевропейских и арабоязычных письменных сообщений о Веси, которые приобретают солидную поддержку со стороны археологии. Вместе с тем следует подчеркнуть, что данные одной лишь нумизматики не в состоянии обрисовать нам все главнейшие направления культурных связей Веси. В X-XI вв. Русь чеканила мало монет, и поэтому, изучая лишь монеты, мы не могли бы ничего сказать о третьем важнейшем направлении связей, установившихся с Русью. Выдающееся значение этого последнего направления, обусловленное топ ролью, которую ему предстояло сыграть позднее, выявляется по данным другого ряда источников.
Исходя из сказанного, попытаемся в самом сжатом виде обрисовать — в рамках обозначившихся таким образом основных направлений — конкретные отношения, завязанные Весью с другими народами. Обзор их целесообразно начать с указания на существование культурных контактов со странами Скандинавии. Вопрос о характере этих взаимоотношений, как уже отмечалось, в основных и решающих чертах исследован В. И. Равдоникасом, и нам остается лишь изложить его выводы, дополнив их отдельными соображениями, полученными в итоге последующего изучения прежде известных и вновь добытых материалов. Коренной вывод В. И. Равдоникаса, сделанный им в широко известной полемике против Т. Арне, подкрепленный обильным фактическим материалом (поскольку это касается древневесских курганов, оставляя в стороне вопросы исследования Старой Ладоги), состоит в решительном отрицании существования тенденциозно и в явном противоречии с фактами сконструированных Т. Арне варяжских колоний, будто бы сыгравших большую роль в истории Севера нашей страны. Подвергнув критике концепцию Т. Арне, В. И. Равдоникас убедительно показал, что Варяги в землях Веси выступали в качестве либо купцов, либо грабителей, что их количество всегда оставалось крайне незначительным, что, хотя среди курганов юго-восточного Приладожья и встречены единичные варяжские захоронения, недопустимо объявлять варяжскими все богатые захоронения, среди которых большинство принадлежит местной феодализирующейся знати.
В то же время было бы большой ошибкой отрицать наличие в курганной культуре определенного круга скандинавских предметов и местных подражаний им. (Заметим, однако, что мы не можем вслед за В. И. Равдоникасом квалифицировать скандинавское течение в ней как «наиболее мощное»). К числу этих предметов относятся некоторые типы фибул, массивные браслеты с волнистым орнаментом и некоторые другие предметы, принадлежащие исключительно или почти исключительно к категории украшений. Среди них, вопреки его представлению, едва ли не вовсе отсутствуют предметы утвари, не говоря уже об орудиях труда, оружии и проч. Таким образом, связи со Скандинавией носили характер взаимодействия, возникшего на основе торговли; они не изменили и, конечно, не в состоянии были изменить этнокультурный облик местного населения.
Сказанное подкрепляется и еще одним соображением. Уже в результате первого года работ по исследованию оятских курганов А. М. Линевским сделано чрезвычайно любопытное наблюдение, которое как будто может быть (с известными оговорками) распространено и на другие древневесские курганы. Наблюдение сводится к тому, что «скандинавские изделия никогда не встречаются в сообществе со славянскими». Это факт весьма важный. Если в результате дальнейшего археологического изучения приладожских могильников его удастся подтвердить, то это будет очень сильный аргумент против современных норманистов. В самом деле: варяжские связи Веси, таким образом, окажутся хронологически обособлены в определенный период, охватывающий, насколько можно судить, конец IX, X и, быть может, самое начало XI в. В дальнейшем они ослабевают, и на смену им приходят длительные и глубокие весско-русские культурные взаимоотношения.
Особый интерес представляет вопрос о древних карельско-весских связях. К сожалению, он не может быть в настоящее время решен, так как синхронных памятников, бесспорно принадлежащих карелам, пока что не найдено.[24] Могильники так называемого кексгольмского типа (в науке о них прочно утвердился взгляд, согласно которому оставившее их население без сомнения этнически принадлежит карелам) датируются XII— XIV вв., и, само собой понятно, сопоставление разновременных памятников с различных территорий, пусть даже и соседних, не может иметь силы доказательства. Все же нелишне будет отметить, что многие характерные для этой западнокарельской культуры вещи встречаются в южном и восточном
