едва ли не общественно одобряемой нормой жизни. Новый Свет уже тогда диктовал свои, крайне толерантные, законы.
«Преображение», как деликатно называли его образованные люди, приобрело на Тортуге массовый характер. От момента инфицирования, практически всегда добровольного, до полного превращения в иное существо проходил довольно долгий срок, от трёх месяцев до полугода, для каждого в индивидуальной форме боли, проблем и полученного результата.
Конечно, риск был. Кто-то банально не выживал, кто-то терял разум, кто-то становился неуправляемым кровожадным зверем, но более половины счастливчиков могли рассчитывать на вполне себе комфортное существование. Преображённые получали иммунитет ко всем болезням, укрепление вестибулярного аппарата, повышенную силу и выносливость, а также почти бессмертие! Пока не убьют, конечно, а люди всегда умели убивать любую опасную тварь…
Вменяемые вампиры терпеливо переносили солнце, жару и голод, легко нанимаясь на корабли, и охотно служили любому флагу в этих переменчивых водах. Они приняли общие правила коллективной безопасности, где кто угодно мог совершенно законно заказать себе пинту свежей крови в баре, и целые флотилии этих клыкастых корсаров спокойно бросали якорь в бухтах свободного острова. И хотя на море они творили страшные вещи, практически никогда не оставляя в живых экипажи захваченных кораблей, но здесь, в кабаках Тортуги, всегда вели себя крайне предусмотрительно и даже вежливо…
Стоит подчеркнуть, что лишь форс-мажорные обстоятельства вынудили Питера Блада искать убежища именно на этом острове. Ибо целью несчастных повстанцев было возвращение к мирной жизни в родной и нежно любимой Англии, а никак не морской разбой, пусть даже в таком чудесном, клыкастом обществе. Но всё сложилось, как сложилось, чего уж там…
Сам доктор планировал свалить во Францию или Голландию. Поэтому, ожидая в порту попутный корабль, он расходовал имевшиеся у него деньги весьма эко-номно. Хотя средства ему позволяли, если вспомнить о сундуках с более чем пятьюдесятью тысячами песо, разделёнными по законам берегового братства на двадцать человек. Но все мы в той или иной мере – продукты общества, и, видимо, Питер Блад слишком долго общался с искателями приключений, слушал их хвастливые рассказы, а в результате заразился авантюризмом, столь характерным для этой части Вест-Индии.
Кроме того, он всё время думал о мисс Бишоп и едва ли не сходил с ума, сознавая, что любит Арабеллу, в то же время прекрасно понимая, что она потеряна для него безвозвратно. Но и уехать сейчас в Европу – значило лишить себя самой последней, пусть и призрачной, надежды на встречу…
Таким образом, на душевные метания Блада и свойственный ему мятежный дух вольнодумства накладывались заманчивые предложения быстренького обогащения, исходившие не только от знакомых пиратов, но даже и от самого губернатора острова господина д’Ожерона (кстати, вампира с вот уже шестилетним стажем!), получавшего в качестве «портовых сборов» десятую часть всей пиратской добычи, в конце концов, и толкнули его на поиски приключений.
Помимо этого д’Ожерон неплохо зарабатывал и на комиссионных от своих зубастых собратьев, давших ему непререкаемую клятву не убивать никого на всей Тортуге. Нужна кровь – купите! В продаже она есть всегда. И вампиры платили.
Ибо законы вольного пиратства, чтимые абсолютно всеми, кто поднял на борту красный или чёрный флаг, были превыше даже жажды крови. Ослушники жёстко карались на месте своими же товарищами.
– Пиратство – отвратительная штука, но, увы, именно оно является единственной защитой от испанского господства, – терпеливо пояснял Бладу изысканно одетый господин губернатор с красными глазами и впечатляющими клыками, представлявший здесь интересы французской Вест-Индской компании, – поверьте, доктор, не всё бывает так страшно, как может показаться на первый взгляд.
– Но всё-таки вампиры – это же… фу-у, нет?
– Я сам вампир, и что?! Разве вы не находитесь у меня в гостях, не пьёте кофе, не наслаждаетесь обществом моей семьи? Вас никто не ест, и я не вижу в вас угрозу. Будьте толерантнее, дорогой друг, все формы жизни имеют равные права на существование, пока держат себя в рамках закона. Пусть даже это законы пиратского мира.
Между прочим, и все те, кто бежал с доктором с плантаций Барбадоса, тоже решили присоединиться к великому береговому братству. Они настоятельно требовали от Блада согласия стать их капитаном, разрешить им называться корсарами и клялись следовать за ним повсюду, хоть в глотку самого дьявола, хоть в его прямо противоположное место! Питер кивал, сравнивал и медлил…
Лишь Джереми Питт понимал, что основной причиной колебаний Блада была всё же робкая мысль о встрече с Арабеллой Бишоп. Он чуть не плакал, представляя себе, с каким презрением она будет вспоминать о нём, узнав, что он стал грязным разбойником, грабящим торговые корабли, и это причиняло ему такую боль, как если бы уже стало реальностью.
Так что в конце концов, пойдя на сделку со своей совестью, Питер дал себе клятву сохранить свои руки настолько чистыми, насколько это было возможно для пирата. Приняв это суровое, но честное решение, Блад прилюдно объявил себя корсаром и с присущей ему деловитостью занялся подготовкой к пиратской деятельности. Господин д’Ожерон, пожалуй, самый услужливый из всех вампиров-губернаторов на свете, без проблем выделил ему значительную ссуду на снаряжение испанского «Синко Льягаса», переименованного в красную «Арабеллу».
Питер долго раздумывал, какое новое имя дать кораблю, опасаясь раскрытия своей тайны. Однако остальные каторжане увидели в этом лишь насмешку над Бишопами и тонкий сарказм, свойственный их капитану.
Умея разбираться в людях (вампиров он тогда ещё не брал), Питер Блад добавил на борт ещё шестьдесят человек, тщательно выбранных им из числа вольных искателей приключений на пятую точку, околачивающих груши на Тортуге. Согласно неписаным, но строго чтимым законам берегового братства он заключил договор с каждым членом своей команды, по которому тот получал определённую долю захваченной добычи.
Но в целом этот договор резко отличался от всех прочих. Все проявления буйной недисциплинированности: пьянство, разврат, грязные танцы, драки, сексуальные связи с юнгами, азартные игры, майданные сходки, чёрные метки и прочие обычные для корсарских кораблей развлечения – на палубе «Арабеллы» категорически запрещались! Те, кто уходил с Бладом в океан, обязывались полностью и во всём подчиняться ему и его офицерам, а те, кого не устраивали эти условия, могли идти за борт искать себе другого вожака среди рыб.
Поэтому в канун Нового года, после окончания сезона штормов, Блад вышел в море на хорошо оснащённом и полностью укомплектованном судне с новым именем. И буквально уже в мае слава о нём пронеслась по Карибскому морю подобно волнам от брошенного в лужу булыжника.
В самом начале плавания в Наветренном проливе он под испанским флагом устроил перестрелку с испанским же галеоном, потопив его и забрав нехилую добычу в шестьдесят тысяч песо. Причём в трюме
