О любых странностях и просто отклонениях от нормы, тут же сообщай Саше. В том числе и о ваших общих снах. Это уже само по себе серьёзная аномалия. — Заметив его реакцию, Марина усмехнулась. — Не хмурься. Я не заставляю тебя следить за ней. Живите так, как до сего дня жили. Если у вас там любовь случится, я только рада буду. Просто очень хорошо было бы, если бы в наших рядах появился ещё один талантливый человек. Дел предстоит очень много, поэтому нельзя упускать ни малейшего шанса привлечь на свою сторону потенциального друга и помощника. Понял меня?
Серёга кивнул.
— Да, Марина Михайловна, понял.
— И ещё одно. Из-за твоих поспешных действий погибли люди. Довольно много людей. В статье, которую я читала, говорится о ста десяти пострадавших. Сколько из них погибло, а сколько получили ранения — этого в статье нет, но давай будем исходить из половины. Возможно также, что погибли дети. Это безобразие! Понимаю, что злого умысла у тебя не было, но зло тем не менее случилось. Это совершенно недопустимо! Мы не против причинения зла, если это поможет предотвратить зло ещё более масштабное, но то зло, которое мы иногда вынуждены причинять, должно быть выверенным и целенаправленным. Точечным, если угодно. Это ты понимаешь?
Серёга кивнул.
— Понимаю, Марина Михайловна. Саша очень подробно всё это объяснял, когда я проходил обучение.
— Называй его «учителем». Давай-ка соблюдать субординацию. Между собой можете общаться, как вам будет угодно, но во время совещаний называй его «учителем». «Наставник» подошло бы ещё лучше, но это может внести путаницу.
— Да, конечно.
— Теперь последнее. Ещё раз: из-за твоих неловких действий погибли люди. Надеюсь, их кровь запомнится тебе надолго. На время проведения акций ты получаешь от нас силу. Причём силу такую, что она способна натворить много бед, если приложить её неправильно. Поэтому не ленись думать и взвешивать возможные последствия своих поступков. Думать и взвешивать! Семь раз отмерь и лишь потом отрежь! Не забывай об этом. Я понятно излагаю?
— Понятно, Марина Михайловна. Такое больше не повторится, обещаю.
— Запугала ты его, — нахмурился я. — Нехорошо. Так ты отобьёшь ему вкус к нашей работе. Иногда нужна и решительность. Быстрые и решительные действия! И у него не всегда будет время хорошенько обдумать и взвесить. У него реакция обычного человека, не забыла?
— Да, ты, наверно, прав. Тут я маленько переборщила со строгостью. Ты извини меня, Серёжа. В нашем конкретном случае у тебя было достаточно времени, чтобы подумать и принять верное решение, но Саша тоже прав: иногда можно и нужно действовать быстро и не особо задумываясь о последствиях.
— Именно это понимание и даётся с опытом, — улыбнулся ему Наставник.
Он обращался к Сергею, но слова его предназначались Марине. Судя по тому, какой взгляд Сергей бросил в её сторону, он это тоже понял. Сообразительный парень. Очень сообразительный. Хорошее приобретение. Посмотрим, как он будет развиваться дальше, но пока что больших претензий ни у меня, ни у Наставника к нему не было.
— Я правильно понял, что ты решила оставить ситуацию без изменения? — спросил я. — Что возвращать всё в исходную точку мы не будем?
Марина кивнула.
— Да, правильно. Людей, конечно, жалко, но пусть это послужит нам уроком. Президент погиб, и политическая ситуация в стране от этого начала меняться. Может, это даже и к лучшему. Помните, какую характеристику дали ему ваши эксперты, Рудольф?
— Помню. Представитель оружейного лобби. Жадный, энергичный, готовый идти по головам ради достижения своих личных целей. Ни на какие попытки соглашения с руководством Советского Союза он не пойдёт. Ему просто не дадут этого сделать. А если будет упорствовать, его физически устранят, как устранили уже с полдюжины президентов до него.
— Да, Рудольф. Ставка на него была нашей ошибкой. Хорошо, что мы в переговорах не успели зайти слишком далеко. Нужно искать другой путь.
— Через Конгресс?
— Да, попробуем через Конгресс. Возможно также придётся действовать и напрямую. Например через популярные телевизионные каналы. Наверно, придётся выйти из тени. По крайней мере нам с Малышом. В Советском Союзе и в Италии мы всё равно уже засветились, так что скорее раньше, чем позже, но и на Западе о нас узнают. Но мне кажется, что вам, Рудольф, пока что рано выходить на поверхность. Всё же вы у себя в городе лицо очень заметное, и вас с нами пока что никто не связывает. Как вы считаете?
Вместо ответа Наставник повернул голову к Серёге и улыбнулся.
— Мне кажется, нашему юному другу будут скучноваты эти разговоры. Может, отпустим его? В Москве уже вечер, а ему завтра в школу.
Марина кивнула.
— Да, Серёжа, ступай к себе. И прости мне мою излишнюю резкость. Малыш, проводи!
***
Когда я вернулся в усадьбу, Марина с Наставником уже снова перебрались в кресла к камину. Не присаживаясь, я сообщил им:
— В списке Посвящённых в Книге Юля не числится. Ни в категории «А», ни в категории «В». Так что это какой-то другой случай. Вас же это беспокоило?
Наставник кивнул.
— Да, именно это. Но всё равно очень странный феномен.
Марина согласно кивнула.
— Как бы устроить так, чтобы она постоянно была у нас на глазах? По крайней мере до тех пор, пока мы не найдём приемлемого объяснения этим фактам.
— Буду думать... Знаете, мне ещё кое-что в голову пришло.
— Что именно, Малыш?
— А почему бы нам не привлечь к делу Дональда Пратта?
— Кто это, Саша?
Ответила вместо меня Марина.
— Это бывший начальник службы безопасности Ватикана, Рудольф. (1) Начинал как гангстер в Нью-Йорке, потом его заметил местный кардинал и приблизил к себе. Умный, предусмотрительный, расчётливый, очень хорошо информированный человек. Малыш, сколько ему?
— Пятьдесят три.
— А где он работает? И кем? — спросил Наставник.
Ответила ему Марина.
— Нигде и никем. После нашего визита к Папе Римскому оставил службу и переехал во Францию. Около двух лет назад прибился к нашей клинике в Ля Кабане. Помогает по хозяйству, исполняет функции охранника, причём я ему за это не плачу. Но он мужчина состоятельный. Деньги ему не очень-то нужны.
— Интересно. Какими языками владеет?
— Американский вариант английского, итальянский и французский. На французском говорит с сильным акцентом, но иногда понять можно.
Наставник усмехнулся.
— Он гражданин Америки?
— Насколько я знаю,
