ее покрылось красными пятнами. — Ее мать молода, может выйти замуж, а я живу одна. Танечке хорошо у меня, вы не думайте… — Увидев, что Скаргин ждет продолжения, она глубоко вздохнула и устало добавила: — Сплетни — не моя стихия…4.
Рядом с пожилым представительным директором областной студии кинохроники инспектор Сотниченко выглядел совсем мальчишкой, чему в немалой степени способствовал яркий румянец во всю щеку и петушиный хохолок на затылке.
Директор плавным, почти величественным жестом откинул назад свою львиную шевелюру, но непокорная прядь волос упрямо упала на лоб.
— Неужели что-нибудь не так? — спросил он.
— А что могло быть не так? — мгновенно отозвался Сотниченко.
— Ну, не знаю. Синельник говорил, что дал старику пять рублей.
— За что?
— Тот запросил пять рублей за свое согласие на съемку.
— Продолжайте, пожалуйста.
— Синельник отснял материал неплохо, но освещение в сберкассе не ахти какое. Только поэтому сюжет был отклонен художественным советом. Улавливаете мою мысль?
— Стараюсь, — кивнул Сотниченко.
— Нас не устроила чисто техническая сторона. Можно упрекнуть и самого Эдуарда. — Директор снова откинул со лба непокорную прядь. — Но и понять его можно. Он не осветитель, действовал один, без помощников. Пленка малой чувствительности. Одним словом, мнение о нем у меня лично осталось прежним, хотя и пришлось его пожурить.
— Он давно у вас работает?
— Пришел к нам сразу после вуза. Молодой, подающий надежды оператор. Не единожды снимал для телевидения. Инициативный. Правда, не все его идеи полноценны, часто не продуманы до конца.
— Вы имеете в виду съемку в сберкассе?
— И этот сюжет тоже. Эдуард давно носился с ним, все уши прожужжал, а в результате — промах.
— Выходит, не только техника подкачала?
Директор неопределенно кивнул.
— Как бы мне с ним увидеться? — спросил Сотниченко.
— Ничем не могу помочь. Сейчас он в служебной командировке. Не сегодня-завтра должен вернуться, тогда — пожалуйста. Открою вам секрет: мы дали ему возможность реабилитировать себя. Улавливаете мою мысль?
— Стараюсь, — улыбнулся Сотниченко.
— Да, да. На маленьких ошибках молодые учатся делать большие дела… Так что заходите через пару дней.
Директор приветливо качнул головой и потянулся к телефонной трубке.
— Нас интересует пленка, отснятая Синельником, — сказал Сотниченко.
— О чем разговор! Хоть сейчас. Зайдите в архив и обратитесь к товарищу Максимову.
5.
Оперативная запись
Максимов: Почему вас это удивляет? Меня сюда рекомендовал один знакомый, и я, как говорится, оправдал доверие. Работа интеллигентная. Лучше не придумаешь. Сиди себе — книжки читай. Платят, правда, маловато, зато с интересными людьми встречаюсь: операторы, режиссеры. Черпаю, как говорится, из кладезя человеческой мудрости. Вот и вы пришли — не забыли.
Скаргин: Не хотелось бы делать мрачных предсказаний, Максимов, но интуиция мне подсказывает, что у нас с вами впереди еще будут встречи.
Максимов: Понимаю, товарищ следователь. Ну, а не кажется ли вам, что рановато ставить вопрос так остро? Знаете, как говорится, не пойман — не вор.
Скаргин: Применительно к вам, положим, эта пословица устарела.
Максимов: Простите, но ведь вы совсем не смыслите в кинотехнике!
Скаргин: Все же достаточно для того, чтобы понять: для склейки пленки нет необходимости вырезать дюжину кадров.
Максимов: Но обрыв был.
Скаргин: Только не случайный.
Максимов: Что же я, как говорится, зубами ее перегрыз?
Скаргин: Как говорится, для этого существуют ножницы…
Максимов: Никак не пойму, чего вы от меня хотите?
Скаргин: Однажды вам удалось выпутаться, Максимов. Сейчас я хочу, чтобы вы сказали правду.
Максимов: Преступника из меня хотите сляпать?
Скаргин: Где ваше чувство меры, товарищ интеллигент? Ладно, я дам вам время, подумайте до завтра. Я выпишу повестку, придете в прокуратуру — поговорим.
Максимов: Постойте. Допустим, я скажу, как было. Вы обещаете, что это останется между нами?
Скаргин: Не ставьте мне условий.
Максимов: Ну, вырезал я кадры, вырезал! Что вы, в самом деле, напугать меня хотите? Не на того напали, я знаю, что к чему. За это не расстреливают и даже не сажают! Выговор вкатят? Ничего. Как говорится, переживем!
Скаргин: Сколько?
Максимов: Да всего пятнадцать рублей взял. Тоже мне, деньги.
Скаргин: Я спрашиваю, сколько кадров вырезали?
Максимов: А черт его знает. Не больше двадцати.
Скаргин: Рассказывайте, Максимов. Не вытягивать же мне из вас по слову.
Максимов: И не надо вытягивать. Рассказывать нечего. На выговор тянет — не больше. Или вопросик будете ставить? Перед руководством. Так я ведь не сдамся, восстановлюсь через суд!
Скаргин: Для чего вырезали кадры?
Максимов: Женщина одна просила.
Скаргин: Когда?
Максимов: Числа не записывал — зачем оно мне? А месяц? Конец декабря, незадолго до Нового года.
Скаргин: Дальше.
Максимов: Ну, пришла она и просит: вырежи, мол, червонец дам.
Скаргин: Вы говорили, пятнадцать.
Максимов: Это потом было. Я спрашиваю: «Зачем вам». Она: «Фотографии на память сделать». Старик вроде родственником ей приходился. Умер, а фотографии не осталось.
Скаргин: Но пленка позитивная. Дали бы негатив.
Максимов: Негатив приказал долго жить, давно отдан на регенерацию. Я ей сказал, а она гнет: не волнуйся, мол, не твоя забота. Не моя так не моя. Как говорится, все средства хороши, кроме безналичных. Пленка, сами видели, бракованная, в журнал не пойдет. Все равно в архиве сгнила бы.
Скаргин: Выводы я буду делать сам.
Максимов: Я подумал тогда: раз человеку надо, почему не помочь?
Скаргин: Бескорыстно.
Максимов: Я слабый человек, товарищ следователь. У меня силы воли не хватает от десяток отказываться. Смертный человек, как говорится, не без греха.
Скаргин: Торговались?
Максимов: Для приличия. Сошлись на пятнадцати рублях. А по мне хоть всю пленку отдать, раз надо. Лишь бы коробка осталась.
Скаргин: Кто выреза́л кадры, вы или она?
Максимов: Хотел я ей здоровый кусок
