том, чтобы к мальчику пустили других специалистов. Пишет, что Олег поставил условие (конечно же, не ультимативное, а так…) - Коля должен находиться в этой клинике. Мол, Олег доверят только этом персоналу и не сомневается, что всего его деньги до каждой копейки будут потрачены на здоровье мальчика, а не расползутся по чужим карманам. Сестра пишет все это довольно сухо, хотя в последних сообщениях начинают проскальзывать двойные и тройные восклицательные знаки, а Алёна терпеть не может экспрессию в сообщениях. Она даже когда писала, что я стала тетей, не вставила ни одного смайлика. Сестра может поддаться эмоциям только в одном случае - когда чувствует себя беспомощной.
Значит, Олег действительно полностью контролирует ситуацию. А зная его намного лучше, чем они, в моей голове разворачивается совсем мерзкая картина.
— Плохие новости? - осторожно спрашивает Макс.
Я сначала рефлекторно и почти молниеносно выключаю телефон и сую его в карман, а потом выдыхаю, когда Меркурий осторожно кладет ладонь мне на колено. Это самый обычный почти дружеский жест, без любого подтекста, но именно это очень успокаивает.
Должна ли я рассказать ему все эти новые подробности из моей реальной жизни?
— Это… сообщения от сестры, - кладу ладонь поверх его крепких загорелых пальцев.
— Насчет ребенка?
— Угу. - Вздыхаю. - Это я во всем виновата. Если бы не я - Олег никогда бы не появился в их жизни и… все могло быть иначе.
Он несколько минут молчит, как будто тоже размышляет, должен ли что-то отвечать в ответ или лучше подержать свое мнение при себе. Но все-таки говорит:
— Как бы цинично это не звучало, Планетка, но вряд ли бы твои родители разу нашли такую сумму. Олег, конечно, ведет себя как ублюдок, но, по крайней мере, сейчас мальчик в порядке. А остальное… я решу. Обещаю.
Мне не нравится интонация, с которой он это говорит, но это все - часть длинной серьезной темы, и начинать ее в такси было бы неправильно. Поэтому просто покрепче сжимаю его пальцы и одними губами говорю: «Все будет хорошо». Себе или ему - не так уж важно.
Меркурий не шутил, когда обещал мне «итальянскую пиццу», потому что привозит меня в какой-то маленький и, судя по внешнему и внутреннему виду, очень традиционный итальянский ресторан. Мы усаживаемся за столик, покрытый простой белой скатертью, и ныряем носами в меню, пытаясь подкалывать друг друга попытками читать по-итальянски. Наверное, поэтому у официанта, который вежливо подходит обслужить наш стол, такое странное лицо - бедняга едва сдерживает смех.
— А это, наверное, пицца с мухоморами, - тыкаю пальцем в фото, на котором изображена пицца с круглыми ломтями ярко-красной салями, густо усыпанными белыми точками сала.
— Я не буду это есть, - решительно заявляет Меркурий.
— Вредный какой, - фыркаю я и вдруг вспоминаю, что Симона как-то говорила, что каждый приезжающий в Италию турист должен обязательно попробовать пиццу Маргариту, потому что только местные умеют готовить ее абсолютно правильно, но с индивидуальными для каждой пиццерии особенностями. Поэтому захлопываю меню и четко произношу официанту: Маргарита!
Он улыбкой дает понять, что понял, переводит взгляд на Макса и тот, к моему удивлению, добавляет:
— И капричоза.
А потом заказывает еще пару безалкогольных коктейлей и два апельсиновых фрэша.
— Мы съедим это все? - говорю шепотом, потому что, судя по соседним столикам, местная пицца более чем «внушительных размеров». Даже в лучшие и самые голодные времена мы с Алёнкой едва расправлялись с одной.
Макс снова корчит свой фирменный кровожадный оскал и сладко-заманчивым голосом, подражая какому-то рогатому искусителю из сериалов, «кается»:
— Ну раз я пока не могу сожрать тебя, то придется отрываться на большом куске теста. И, согласен, что это звучит как новый диагноз для учебника. - А потом, когда я перестаю по-идиотски смеяться, уже просто улыбаясь, добавляет: - Тебе нужно нормально есть, Планетка, так что я надеюсь, мы с тобой еще повоюем за последний кусок.
Мне кажется, ни один мужчина в мире не смог бы так сексуально намекнуть, что мне нужно вернуть мясо на свои несчастные кости.
Глава четырнадцатая: Венера
Глава четырнадцатая: Венера
Когда мы, наконец, выходим из пиццерии, шутки про то, что я оттуда выкачусь, которые я отпускала в самом начале ужина, больше не кажутся такими уж шутками. По крайней мере, я впервые за долгое время чувствую себя настолько сытой, что можно было бы и убавить. Жаль, что это невозможно.
Мы болтали, кажется, абсолютно обо всем на свете: обсуждали нашу любимую книжную вселенную, строили теории великого книжного замысла, чуть не подрались из-за того, чей любимый персонаж круче. Потом перешли к музыке. И я даже почти не удивилась, что у нас даже песни там оказались одинаковыми процентов на пятьдесят. Хотя кто-то сказал бы, что вкусы маленькой балерины с розовой ватой в голове не могут пересекаться со вкусами взрослого брутального военного.
Я потихоньку вздыхаю, потому что, пока мы медленно идем по проспекту, уже в третий раз так и не отваживаюсь начать сложный разговор о его профессии. Все время кажется, что это будет неоправданная спешка с моей стороны, и что разговоры о будущем должен заводить мужчина.
— Ты устала, - говорит он, когда я останавливаюсь, чтобы перевести дух.
— Нет, - пытаюсь сохранить лицо, хотя на самом деле уже едва переставляю ноги и каждый следующий шаг отдается тянущей болью то в бедро, то в копчик. - Я просто объелась, и как раз размышляю над тем, не проще ли просто скатиться вниз вон до того перекрестка.
Макс кивает, но лицо у него такое, что можно не сомневаться - ни одна буква в моей тираде его не убедила. Он молча и плотно застегивает на мне пальто почти под самый нос, а потом поворачивается спиной и немного наклоняется.
— Давай, Планетка, побуду твоим пони.
Я снова на мгновение залипаю на его широкую крепкую спину, а потом бормочу что он придумал глупости, и мне нужно просто отдохнуть пару минут, а потом догнать меня ему не помогут даже волшебные ботинки.
— Малыш, выбирай: либо ты едешь удобно и с комфортом, либо я понесу тебя на плече как неандерталец. - Меркурий слегка поворачивает голову, как будто хочет окончательно свести меня с ума своим идеальным профилем и ровным носом, на котором даже след от старого шрама выглядит как мой
