женщиной, доброй. К тому же – соседкой и подругой Хелены Майер. И когда все случилось… Когда взрослые думали, что делать дальше (с Людвигом, с его домом и вообще), она первая предложила забрать мальчишку к себе. Мол, какая разница: все равно дома пятеро сорванцов и вечный кавардак. С одним из этих сорванцов Людвиг учился в одном классе. Не то чтобы они дружили или даже общались (Франц считал Людвига слишком шумным, а тот его – скучным занудой), но взрослые решили, что это хорошая идея. Хорошее решение проблемы.
Временное, конечно.
Людвигу не нравилось быть проблемой, не нравилось быть обузой, не нравилось делить комнату с Францем. Ему вообще мало что нравилось. Он просто хотел домой. И к маме.
К маме его отпускали без возражений. Чего бы не отпустить – на кладбище тихо, спокойно, безопасно, пусть идет, если хочет.
Домой не пускали. Сказали: нечего там делать, да и заперто.
Ключи хранились у фрау Вальд. Людвиг мог бы запросто их стащить, только не видел в этом смысла. Он мечтал попасть не в тот дом, который стоял сейчас пустой, с опечатанной дверью, темными окнами и лужайкой, заросшей сорняками, а в прежний, сохранившийся в памяти, где светло, уютно, сквозняк колышет дурацкие шторы в цветочек, а мама ругается, что непутевый сын снова где-то заигрался и пропустил обед. А то и ужин.
Ну и пусть бы ругалась, она же не со зла. И когда морковку в рагу добавляла – это тоже не со зла, а для витаминов. И даже ее вечное «Немедленно убери свой бардак!».
Теперь Людвиг был согласен и на уборку, и на вареную морковку, и на примерное поведение, лишь бы все стало как раньше. Но прекрасно понимал, что как раньше не будет, поэтому морковку из еды, приготовленной фрау Вальд, выковыривал с особой старательностью.
Но это теперь, когда немножко отпустило.
А в тот день, когда все случилось, он рвался домой как безумный, хотел увидеть все своими глазами. Даже подрался с одним из полицейских, который пытался преградить вход.
Ну, как подрался… Как восьмилетний пацан может драться со взрослым мужиком? Боднул в живот, пнул в коленку, укусил за руку (чудом сдержавшись, чтобы не обернуться волком) и был с позором вышвырнут на улицу.
Потом долго ревел на заднем дворе. Потом попытался пролезть через окно. Не успел – герр Штайн заметил лазутчика, схватил в охапку и унес подальше. Людвиг не сопротивлялся, к тому времени он уже достаточно успел разглядеть.
За окном (тем самым, в которое он пытался залезть) находилась кухня. Деревянный пол был залит кровью, брызги попали на посудный шкаф, и на накрытый светлой скатертью стол, и на любимую кружку Людвига, которую он на этом столе оставил утром.
Мама всегда ругалась, когда он не мыл ее за собой и не убирал в шкаф, но ему так больше нравилось. Нравилось, что приходишь домой – и можно отхлебнуть остывшего чая, или сока, или… нет, молоко лучше не допивать, оно за это время частенько успевало прокиснуть, особенно летом.
Людвиг подумал, что из этой кружки он, наверное, никогда уже пить не сможет, даже если ему ее отдадут.
Чего бы и не отдать, в принципе? Это же его дом. Наверное. Других родственников и наследников кроме Людвига у мамы не было (или она про них никогда не говорила).
– Хочу к маме, – сообщил Людвиг куда-то в рубашку герра Штайна.
– Нельзя, – вздохнул полицейский.
– А когда будет можно?
– Когда эксперты… закончат. Давай я тебя пока к фрау Вальд отведу? Поживешь у нее несколько дней, а потом мы что-нибудь придумаем. Согласен?
Людвиг кивнул. Наверное, он кивнул бы на что угодно: на предложение сходить в магазин, побриться налысо или переехать жить на Луну. Ему было попросту все равно.
В итоге несколько дней как-то незаметно превратились в пару месяцев. Фрау Вальд жалела сироту и опекала как могла, герр Штайн иногда заходил в гости и рассказывал, как продвигается расследование.
Расследование не продвигалось никак.
Некто забрался в дом средь бела дня, сунулся в кухню, проломил хозяйке голову кофемолкой, а потом вместе с ней и скрылся. Зачем ему кофемолка, никто так и не понял. Может, в состоянии аффекта прихватил, или просто пьяный был, или на ней остались его отпечатки, или… Бесконечное число вариантов.
Никто бы и не заметил ничего до самого возвращения Людвига, если бы не окно, распахнутое по случаю летней жары. Ветер всколыхнул штору так, что она дотянулась до включенной плиты и немедленно загорелась. Всерьез поджечь ничего не успела, но пламя случайно заметила соседка (не фрау Вальд, другая), и вызвала пожарных. А те – полицию и скорую.
Хотя скорая была уже не нужна.
Фрау Вальд считала, что убийца – кто-то из туристов. Или просто мимо проезжал. Но точно не местный, не мог местный такое сотворить. Герр Штайн в ответ обычно молчал, потому что у него опыта было побольше.
У Людвига опыта вообще не было, но все же он с тоской думал, что, если бы его пустили на кухню сразу после убийства и дали как следует осмотреться (а главное – принюхаться), он бы мигом вычислил злодея. Но все следы затоптала полиция, а запахи со временем выветрились, осталась только вонь от горелой шторы и бессмысленные разговоры, да и те постепенно затихали, сходили на нет.
А потом, когда Людвиг подумал, что все о нем забыли и жить ему вечно в одной комнате с Францем Вальдом, приехал этот.
Он заявился рано утром, когда все еще спали. Потом Эрих, старший сын фрау Вальд, ворвался в комнату, сдернул с Людвига одеяло и велел немедленно одеваться, умываться и бежать в отцовский кабинет. Сам герр Вальд был в отъезде (он почти всегда был в отъезде, в рабочих командировках), но важные семейные вопросы традиционно решались именно в кабинете.
Важный семейный вопрос, для решения которого немедленно требовался Людвиг, мог касаться только одного – приезда этого. Сам приезд, в общем-то, секретом не был, просто случился как-то очень уж внезапно и без предупреждения.
Людвиг выскочил из комнаты, торопливо принюхиваясь прямо на ходу. Из мешанины знакомых домашних запахов мгновенно вычленил новые: какой-то резкий одеколон и дешевый стиральный порошок. И почему-то резина. Запахи просачивались из-под двери кабинета, щекотали нос и заставляли морщиться.
В общем, этот Людвигу заранее не понравился.
– Ну же, иди, – шепнула фрау Вальд, подталкивая Людвига к двери. – Веди себя хорошо. Если что, я рядом.
– Угу, – буркнул Людвиг и шагнул через порог, мысленно готовясь к чему угодно.
Этот даже не обернулся, он был занят – задумчиво пялился в окно. Людвиг подошел туда же и несколько секунд изучал соседний дом (его собственный!) и кусок улицы. На
