распахнулись, чтобы обнаружить, что его светлые глаза пристально наблюдают за мной. Как только мой взгляд встретился с его, он отпустил меня, потянулся к моим волосам, скользнул в них руками и взъерошил их. — Ну вот, так-то лучше, — сказал он, сексуальный, как грех, чтобы поддразнить и зажечь в мгновение ока. Я бы нашла это впечатляющим, если бы не была так сбита с толку. — Пошли, — сказал он, потянувшись, схватил меня за руку, открыл дверь и вытащил меня наружу.
Я застенчиво потянулась, чтобы пригладить волосы, когда мы вышли в главную комнату, чувствуя, как снова вспыхивает румянец, когда Ренни бросился в кресло, а я подошла, чтобы сесть на подлокотник дивана рядом с парнями.
— Тыквенные щечки, — позвал Ренни, заставив меня вытаращить глаза. Тыквенные щечки? — У меня есть твое место, прямо здесь, — сказал он, похлопывая себя по бедру.
И, ну, мы предположительно были после соития. Для меня имело смысл посидеть с ним. Придурок.
— Хорошо, — сказала я, заставляя себя улыбнуться, когда вернулась к нему, осторожно садясь прямо над его коленями.
Я должна была знать лучше. Он никогда не позволит мне остаться так. Он потянулся к моим бедрам, погрузился и потянул меня вверх, пока я не оказалась у него на коленях. И именно тогда я поняла, что он не смог полностью охладить свое желание так быстро, как притворялся. Потому что его стояк давил на мою задницу, когда я сидела там.
Я незаметно перевела взгляд на его лицо и обнаружила, что он уже наблюдает за мной, его глаза немного пылали. Он протянул руку, заправляя прядь моих волос за ухо. — Держу пари, ты такая же мокрая, как и я, — сказал он низким, слышным только нам, рокотом.
Он выиграет это пари.
Но мне нужно было сосредоточиться.
Это была работа.
И я знала, что он собирался что-то предпринять. Я думала, что была готова. Я явно недооценила Ренни. Я считала его милым, очаровательным и по-мальчишески кокетливым.
Но Ренни был мужчиной.
И Ренни мог вести грязные разговорчики.
И я была женщиной, и я реагировала.
Теперь, когда я знала, на что он способен, я могла лучше подготовится.
По крайней мере, так я себе говорила.
Потому что, если бы я действительно думала об этом, а не делала бы необоснованные заявления, я бы поняла, что к этому невозможно было подготовиться. Каждый раз, когда он подходил ко мне так близко, говорил со мной такие грязные вещи, касался меня руками, ртом и языком, я таяла.
— Итак, это Мина, — объявил Ренни, заставляя меня помотать головой, понимая, что я полностью погрузилась в него. Почувствовав, как я подпрыгнула и подавила все мои надежды на то, что он, возможно, не заметил, его пальцы впились в мою бедренную кость, а губы приподнялись. Я повернулась к остальным в комнате и улыбнулась им. — Мина, это Рив и Сайрус, и, конечно, ты уже знаешь Лаза.
— Приятно видеть тебя без наручников, Лаз, — сказала я, и он улыбнулся мне. Он был довольно серьезным человеком. Видеть его улыбку было почти непривычно.
— Наручники? — Сайрус оживился, подняв брови. — Ангел, ты надела наручники на этого парня и грязно с ним поступила?
Я уже начала смеяться, когда голос Ренни прервал меня. — Просто чтобы нам было ясно — когда у нас есть старушка, это означает, что мы, черт возьми, не делимся. Мина моя. Смотри на нее сколько хочешь. Не могу винить тебя, черт возьми, и это комплимент для меня, учитывая, что я тот, с кем она заползает в постель по ночам. Но держи свои руки подальше и не намекай, что она совсем не преданна.
Пристыженный, Сайрус слегка осел. Он не привык к твердому мужскому присутствию, которое, вероятно, было во многом связано с потерей отца в молодости. — Понял, — сказал он, его голос немного утратил легкомыслие.
— Приятно познакомиться, Сайрус, — сказала я, делая свой голос немного мягче, немного слаще, чем обычно. — Не обращай внимания на Ренни. Он неандерталец, — добавила я, решив, что было бы неплохо создать с ребятами другую динамику, чем у Ренни. Если бы он был боссом, человеком, от которого можно получать приказы, кем-то, кто, возможно, не мог понять шутку, потому что она говорила, что он не был авторитетным, тогда я могла бы быть тем, кто поддерживал это. Потому что, как старушка, это было в моей власти. И, может быть, это заставит парней, особенно Сайруса, приблизиться и открыться мне. — Я слышала, ты играешь на гитаре.
— Играю, потому что казалось, что музыканты получают все киски, — сказал он, ухмыляясь.
— Он опускает тот факт, что впервые взял гитару в одиннадцать, — добавил Рив, слегка улыбаясь.
— Что я могу сказать? Я рано преуспел в соблазнении. Не выводи свой член из строя, потому что я всегда получаю всех цыпочек. — Он смягчил комментарий подмигиванием, которое было бы нелепо для любого другого, но ему удалось это сделать.
— И Рив, ты…
— Электрик. Пока некоторые из нас пели гребаные песни Джона Майера, остальные занимались настоящей работой.
— Всего однажды я играл песню Джона Майера. Блядь, один раз, — защищался Сайрус. — И это была просьба. «Твое тело — это Страна чудес», — объяснил он мне. — И, ну, ее тело было гребаной страной чудес, которую я испытал, потому что я пел эту песню, ты придурок.
— Ты все еще помнишь эту гребаную песню, чувак, — сказал Рив, качая головой.
Они были близки.
Если я была права, они, вероятно, съехались вместе, когда стали достаточно взрослыми. Рив, будучи более ответственным и серьезным, получил работу, которая компенсировала бы тот факт, что его брат был немного бездельником.
На самом деле, ничего из этого не было новаторским. И все это могло быть установлено Ренни и только Ренни. Он знал, что делает. Я тут была не нужна.
— У него четырехдюймовый шрам поперек горла, — сказал Ренни достаточно громко, чтобы я услышала.
— Что? У кого?
— Рив, — предложил он, и я повернулась к Риву, слегка прищурившись, и, конечно же, это было так. Я совершенно упустил это из виду.
Шрам поперек горла?
— Суицид? — спросила я, едва шевеля губами.
— Без вариантов, — ответил он в ответ, потянувшись, чтобы притянуть меня так, чтобы моя голова оказалась у него на плече.
— Откуда ты это знаешь? — Я выстрелила в ответ, изо всех сил стараясь не уткнуться носом в него. От него хорошо пахло. Как я раньше этого не замечала? Это было что-то чистое и ненавязчивое. Так что вряд ли одеколон. Может быть, это было просто его мыло.
— Просто знаю, — сказал
