раз тот самый вариант и есть, что надо. Знает английский и латышский, местную специфику, прошел мироновский курс подготовки. Встретит гостей со всем почтением, если припрутся. А ты пока по своей основной специальности поработаешь. Не кручинься, медицина. На тебя тоже войны хватит! На Кавказе сейчас все так неспокойно, того и гляди — рванёт…
— И всё-таки, — после длительных раздумий спросил Распутин, — кто и когда принёс в госпиталь яд? Каким образом его принял Аркадьевич?
— Не знаю, не понимаю, Айболит, не спрашивай, — поморщился Ежов. — Думал, ты поможешь, да, видать, зря — выбили из тебя в УБОП все способности к аналитической работе. Или не все?
— Запись с камер с тобой?
— Обижаешь.
— Доедем до любого аппарата — просмотреть надо будет. Хорошо?
— Как скажешь. Я уже всё наизусть помню… До одури…
* * *
К вечеру добрались до Воронежа. Пока колесили по городу в поисках простого, не пафосного места, где можно спокойно поесть, наткнулись на новую забаву тех лет — парк ледяных скульптур. Не выдержали, вышли полюбоваться.
В небольшом городке, огороженном разноцветной подсветкой, теснились, словно хрустальные, фигуры сказочных героев, медведей, лебедей, зайцев, целые ледяные терема. Все это искрилось, переливалось в радужном свете прожекторов и создавало ощущение волшебной зимней сказки. Детвора, как зачарованная, бродила среди царства льда, дышала на звериные морды и даже украдкой от взрослых облизывала им носы, грела телом изваяния, царапала неподдающийся лёд, мечтая обнаружить под ним живую, горячо льнущую к пальцам плоть. Прямо тут же ледяной скульптор давал мастер-класс, демонстрировал, как кусок льда в умелых руках превращается в персонаж сказки и мультфильма. Одна из слушательниц, девчушка лет пяти, укутанная в неудобную шубу, сосредоточенно приобретала ценный художественный опыт, колотя альпинистским молотком по заготовкам. Била неуклюже, молоток соскакивал, разбрызгивая осколки. Ледяные крошки царапали юной ваятельнице лицо, но это её не останавливало. Удары сыпались всё чаще и только усердное пыхтение намекало, скольких усилий требует такая интенсивная работа от молодого организма.
— Ну вот, Айболит, видишь, как всё просто, — подхватив огрызок льда, обратился к Распутину Ежов, — как и говорил великий Микеланджело, надо взять кусок породы и отсечь всё лишнее…
Григорий остановился, как вкопанный, уставившись на кусочек замерзшей воды в руке Лёхи.
— Ну конечно же, всё просто… Как я сразу не догадался… Отсечь всё лишнее… Слышишь, командир, не надо никаких просмотров, я знаю, как убили Артема Аркадьевича…
Глава 10
Пути господни…
Международный аэропорт Звартноц. Ереван
— Tullamore, пожалуйста… Нет, без льда… Хотя знаете, положите один кубик, на счастье…
Полковник взял в руки тумблер — классический бокал для виски, качнул каштанового цвета жидкость, стекающую по стенкам маслянистым следом, окинул придирчивым взглядом VIP-зал. «Не поскупился Ёжик!» — удовлетворенно кивнул головой почти пенсионер, неторопливо прогуливаясь по глушащему шаг ковролину. В тумблере бултыхался и бился о край маленький кусочек льда, решивший в своё время судьбу генерала Миронова.
Тогда, в 1994 м, по пути в Дагестан, разжившись в гостиничном баре замороженными кубиками воды, он продемонстрировал Лёхе, как скорее всего было дело. Просверлить крохотным сверлом углубление. Шприцем ввести внутрь яд, затереть и заморозить отверстие. Для верности сделать «заряженный» кубик большего размера. Всё! Пока лёд полностью не растворится, добавка к напитку абсолютно безопасна. Если бы Артём Аркадьевич вытащил кубик с отравой из виски… Возможно, у Бугая был какой-то план «Б». Но и без него у убийц получилось всё очень чисто. Нет улик, нет зацепок. И как Распутин узнал позже, никаких проблем с основным бизнесом. Родина распродавалась усиленными темпами оптом и в розницу. Очень скоро результат этой разудалой коммерции стал виден на Кавказе невооружённым глазом.
Полковник пригубил виски, не спеша подошёл к витринному стеклу, за которым открывался великолепный вид на заснеженную горную вершину и взлетающий самолет. Почувствовал, как напряглись мышцы и засвербило в животе. Сколько лет прошло, а так и не смог преодолеть чувство невыносимой тревоги при виде взлетающего самолета. В этот момент его так легко свалить из ПЗРК без малейших шансов на выживание для пассажиров и экипажа…
1994. Чечня МОСН[7]
Горы огромным полукольцом. Туманы. Ночные, утренние, вечерние, дневные, круглосуточные. Палатки. Лагерь обнесён МЗП[8] и колючей проволокой. По периметру — часовые. Выход за пределы — событие. Сердце отряда — автоперевязочная. ГАЗ-66 с кунгом, к нему с двух сторон при помощи железного каркаса приставляются небольшие палатки-крылья, а в самом кунге — мини-операционная с необходимым оснащением. Эта АПэшка — средство передвижения, рабочее место, место жительства, да ещё и лазарет для раненых и больных. И жили, и лечили, и ездили, и погибали не менее героически, чем пехота и «мазута».
Врач Женя Иванов, когда подбили его БТР на перекрестке улиц Грозного, не ушел в укрытие, а остался с горящей бронёй, вытаскивая раненых и оказывая им помощь. В него попали шесть раз, прострелив ноги, тело и добив уже еле дышавшего в голову. Один из выживших солдат рассказал о последних секундах жизни офицера медицинской службы: «Капитан раненый весь, лежит у брони, горит всё… У него кровь бежит изо рта, а он все бинтует стрелка из бэтээра, потом в него опять попали, нога подлетела и упала, но не оторвалась, а он только поморщился, потом склонился и больше не поднимался, снайпер добил его… Зачем? Ведь у него даже оружия не было!?»
Лейтенант медслужбы Распутин, так и не научившись отзываться на фамилию «Новых», из размеренной академической и госпитальной жизни Санкт-Петербурга попал с корабля на бал, прямиком в военный бестолковый бардак. Пока не начались военные действия, учился, ассистировал опытным хирургам. Но как только заговорили пушки, обстановка резко изменилась. Раненых, заболевших солдат и офицеров стало заметно больше, чем докторов. Военные медики лечили и чеченцев — они ведь тоже наши! Не отказывали никому.
Привели двадцатилетнюю чеченку, она вдохнула иглу, ей очень плохо. «Доктор, помоги!» Дал общий наркоз. Взяв ларингоскоп, корнцанг, и с Божьей помощью достал из трахеи иглу. Сложная манипуляция, весь взмок, зато сколько радости у матери и у отца, когда все получилось. Четверть века прошло с того времени, а случай запомнился хорошо. Интересно, вспоминает ли его уже сорокапятилетняя Зорган из горного селения Гуджи-Мокх?
Тогда её отец сказал: «Не враги мы с тобой, это жизнь нас по разные стороны поставила».
Слова эти крепко запали в душу. Работала
