мы не жили вместе. Я очень винила себя за это, мои сестры тоже. Это было тяжело. Перед моим переездом мама сказала: «Поезжай, повеселись. Делай то, что считаешь нужным». Сестры не понимали этого. Они очень переживали из-за того, что я на восемь лет уехала в другой город. Наверное, маму тоже удивило мое решение, но мне кажется, она была рада тому, что я путешествовала и не сидела на одном месте.
Мне очень повезло, что мы наладили отношения до того, как она умерла. Но я думала: «Боже, какая несправедливость. Мы только стали подругами». Когда я была ребенком, мой папа работал официантом, и мы часто ходили в кафе и пили детские коктейли. Повзрослев, я смогла приходить и пить что-то покрепче с папой. То же самое сложилось между мной и мамой: я повзрослела и теперь могла говорить с ней на взрослые темы. Мы забыли о былом. У меня была своя жизнь, у нее – своя, и нам было хорошо вместе.
Желание воссоединиться с матерью – особый импульс, возникающий независимо от того, жива ли мать. Девочка, потерявшая маму в детстве или подростковом возрасте, достигает 20 лет и чувствует себя готовой воссоединиться – но с кем? С чем? Когда мне было 20 лет, я впервые ощутила потребность в надежной женской фигуре. Тогда я отчаянно искала того, кто взял бы меня за руку и повел вперед, но человека, к которому меня тянуло больше всего, не было. Мои попытки найти замену маме оборачивались неудачей. 29-летняя Карен, которая потеряла маму девять лет назад, выразила мои чувства словами: «Это почти обряд посвящения для женщины – иметь возможность вернуться к маме и стать подругами, найти общий язык. Но когда ее нет, это становится невозможным. Я словно оказалась в подвешенном состоянии, ждала чего-то, чтобы заполнить пустоту, искала способ все изменить. Но не могла. Это навязчивая идея, потому что потребность не исчезает». Когда мать умирает очень молодой, дочь чувствует незавершенность. Она продолжает искать отсутствующий кусочек и пытается заполнить внутреннюю пустоту.
Утрату матери как взрослой подруги психологи называют вторичной потерей. Она незаметна в момент отделения, но со временем даст о себе знать. 20-летние дочери часто представляют вторичные потери – никто не поможет им организовать свадьбу, не даст совет о воспитании ребенка, у детей не будет бабушки. Они предвидят долгосрочные последствия смерти матери. Конечно, девушки идеализируют своих матерей. Мама, которая перевязывала ободранную коленку восьмилетней девочке, необязательно утешит 18-летнюю дочь после расставания с парнем и не ослабит боль при родах 26-летней. Но в эти моменты мы нуждаемся именно в такой маме.
Смогла бы моя мама, ушедшая с работы в возрасте 25 лет, чтобы воспитывать меня, дать мне совет по работе, в котором я нуждалась в свои 20? Смогла бы она, выйдя замуж девственницей, поддержать меня, когда в 18 лет я боялась возможной беременности? Испугалась бы она моих сексуальных стандартов, которые отличались от ее принципов? Когда я пытаюсь составить более зрелую версию моей матери, которая учила меня пользоваться тампонами и спокойно говорила о способах контрацепции, я всегда захожу в тупик. Я не могу представить свою маму 60-летней. В моих мыслях ей всегда будет 42 года, а я как ее дочь никогда не перейду черту 17 лет.
Есть в этом своя печальная красота – в том, что моя мама навсегда останется молодой. Я никогда не увижу, как она стареет, и мне не придется переживать о ней в старости. Но это значит, что скоро я переживу свою мать. Я ощущала это уже в 20 лет. Хотя мы взрослеем по-разному, у нас с мамой было одинаковое подростковое время. Мы любили своих родителей, но не всегда разделяли их точку зрения, окончили школу, поступили в университет и влюбились. Но мама вышла замуж в 21 год, а я решила заняться собой, поступила в магистратуру и отложила свадьбу и материнство до 30 лет. Это решение твердо отделило мой взрослый опыт от ее опыта.
Что ж, в этом нет ничего необычного. Многие мои подруги, чьи матери по-прежнему живы, скажут то же самое. Дочери часто оставляют матерей позади. Это факт. Но многие из моих достижений вызывали горький осадок, потому что моя мама когда-то надеялась достичь того же, но ей не хватило времени. Я побывала в десятке стран. Я поздравляла брата на его свадьбе. Я увидела первый день нового века. Через два года мне исполнится 43.
Более поздние годы
Мне постоянно пишут женщины, которым на момент утраты было 30, 40 или больше лет. Меня это поражает. Я пережила утрату в гораздо более раннем возрасте и наивно полагала, что женщина, которой больше 25–30 лет, спокойно воспримет смерть 60-70-летней женщины. Она не почувствует, что у нее отняли что-то важное слишком рано.
Я еще никогда так не ошибалась. Когда-то я переехала в Нью-Йорк, чтобы подготовить первое издание этой книги. Однажды я отправилась в мебельный магазин на Бродвее, чтобы купить диван. После того как покупка была совершена, я разговорились с менеджером Соней. Слово за слово, и я рассказала ей о своей работе. Когда я пояснила, что пишу о женщинах, потерявших матерей, Соня отложила бумаги в сторону и схватила меня за локоть. У нее заблестели глаза, и она прошептала: «Хотите, я расскажу вам о своей семье? Моя мама умерла несколько лет назад. Тогда я не была ребенком. Мне 42 года. Но, знаете, это нелегко в любом возрасте». Одна из моих подруг – ей чуть за 40 – регулярно ездит из Лос-Анджелеса в Финикс к своей больной матери. Та проходит химиотерапию, но шансов на выздоровление нет. Опыт моей подруги не менее ужасен, чем опыт любой женщины, у которой я брала интервью для этой книги. В каком-то смысле он даже сложнее: подруга должна не только смириться с фактом болезни матери и ее скорой смертью, но и нести огромную ответственность по заботе о ней, будучи единственным ребенком в семье. Это серьезно усложняет жизнь с практической и эмоциональной точек зрения. Она одновременно выполняет роли скорбящей дочери, мамы и жены.
Элизабет Нагер и Брайан Де Врис, исследователи из Государственного университета Сан-Франциско, изучают феномен онлайн-мемориалов, которые взрослые женщины создают в память о своих умерших матерях. Ученые признают, что смерть родителя – распространенное и ожидаемое событие для людей среднего возраста. В возрасте 40–60 лет более 50 % американских женщин переживут смерть одного или обоих родителей. Тем
