уже травили, мне вряд ли бы понадобились ваши услуги. Я бы «собирала маргаритки», как мой дорогой муж Оскар.
— А что случилось с Оскаром? — спросил я.
— Помер, разумеется. Такое случается с людьми, когда их травят.
— Ага, — сказал я.
— Разумеется ага. Это было ужасно. Он не мог сглотнуть. Он только пожаловался, что голландский соус застрял в горле, а в следующий момент его уже не стало.
— Яйца Бенедикт? — спросил я[7].
— Совершенно верно.
— Когда это случилось?
— Пятнадцатого апреля, — сказала Мэйбл. — Уже больше месяца, и я с тех пор ни разу толком не поела. Понимаете, кто бы там ни убил Оскара, он намерен проделать то же самое и со мной.
Маффин попытался приладиться к моей ноге. Улыбаясь Мэйбл, не видевшей, что происходит, я нагнулся, треснул маленького очаровашку по башке, и скрутил ему уши. Он цапнул меня за запястье, отбежал и, довольный собой, запрыгнул на колени Мэйбл.
— Что нашла полиция? — спросил я.
— Полиция? Ха! Я твердила, и твердила им, что Оскара отравили, но разве они слушают? Нет. Что касается полиции, по их мнению, бедный Оскар просто скончался от остановки сердца.
— У Оскара была остановка сердца?
— Безусловно, была, к тому времени как они его увидели.
— Вскрытие производилось?
— Конечно.
— Следов яда не нашли?
— Нет, но я обсудила этот вопрос со своим психологом, и он заверил меня, что есть некоторые виды яда, которые можно и не обнаружить.
— Он прав, — сказал я.
— Конечно. Он же врач.
— У вас есть какие-нибудь идеи, кто бы мог…
— Нет ли у Вас ещё одного из тех великолепных сэндвичей? — перебила она.
— При себе — нет, — ответил я.
— Тогда давайте обсудим остальные детали за обедом. Умираю от голода.
Я был целиком за. Не только потому, что хотел есть, но и потому что знакомство стоило обмыть. Я был на две тысячи сто долларов богаче, чем десять минут назад, и дельце было верное. А всего-то и надо, что изображать бурную деятельность.
Потому как опасности, что Мэйбл Вингэйт отравят, не было. Её покойный супруг, Оскар, откинулся из-за забарахлившего мотора, а не яиц Бенедикт. Это подходило копам; вполне подходило и мне.
Мозгоправ наверняка имел определение состоянию Мэйбл, у которой ум зашёл за разум в попытках справиться с внезапным шоком от смерти Оскара. У меня тоже было для этого название — «психичка».
Мэйбл была психичка — и богатая психичка.
Я мог жить, как бандит.
— Ни слова об этом шофёру, — предупредила она, когда мы выходили из здания.
А самому шофёру велела:
— К Ямамото.
Тронулись.
— Я не особо за японскую кухню, — сказал я.
— Зато я — за.
Делать нечего, отправились к Ямамото. Мэйбл оставила Маффина с Гербертом, шофёром, и мы вошли.
— Обожаю суши, — сказала она, когда мы садились за угловой столик.
— Суши? Это что, официантка?
— Вам многому нужно учиться, Дюк.
Она заказала нам обоим одно и то же. Когда официантка отошла, Мэйбл сразу взяла быка за рога.
— Один из моих родственников, — сказала она, — очевидно, является преступником. После того, как не стало Оскара, понимаете, всё семейное состояние оказалось у меня в руках. А после того, как не станет меня, они унаследуют кучу денег.
— И кто же точно получит эту кучу? — спросил я.
— В соответствии с условиями нашего завещания, состояние будет разделено между нашими тремя детьми. Также мы предусмотрели щедрую выплату каждому из наших слуг.
— Вы полагаете, что кто-то из детей отравил Оскара?
— Или кто-то из их супругов, — сказала Мэйбл. — Или кто-то из наших слуг. Или в комбинации.
— Иными словами, вы подозреваете всех.
Она кивнула.
— Итак, у каждого есть мотив. Но у кого была возможность? Кто присутствовал во время смерти Оскара?
— Все. Вингэйт Мэнор — довольно большое поместье. Все наши дети живут там со своими супругами. Слуги также были в доме в то утро: Герберт — шофёр, Джордж — дворецкий, Ванда — служанка, Кирк — конюх, и конечно, Элси — повариха.
Я посчитал по пальцам.
— Таким образом, насчитывается одиннадцать подозреваемых, — сказал я. — Внучата?
— Ни одного.
— Однако. Большой пучок получается. Может, удастся его немного уменьшить.
Прежде чем мы принялись его уменьшать, принесли еду. Я уставился на неё. Как же я хотел обратно в Лу Дели!
— Что это за чертовщина? — спросил я.
— Суши, мой дорогой.
— На дохлую рыбу смахивает.
Мэйбл хихикнула.
Я опустил нос к тарелке и понюхал. Последний раз я нюхал что-либо подобное ребёнком, когда в лодке пытался выцепить наживку из ведра с гольяном. Был жаркий день, и большинство рыбёшек плавали кверху брюхом.
— Я не собираюсь это есть, — сказал я.
— О, но вы должны. Пока вы не поймаете убийцу, вам придётся пробовать мою еду.
— Что вы имеете в виду? — спросил я.
— Ешьте, — сказала Мэйбл.
За три сотни долларов в день я и не такое сожру. Так что я наколол вилкой эту хренотень, задержал дыхание, чтобы не чуять запаха, и запихнул в рот. Вкус был именно таким, как я опасался.
Мэйбл смотрела, как я жую. К своей порции она так и не притронулась. Я проглотил и попытался смыть вкус водой.
Мэйбл продолжала смотреть.
До меня допёрло. Она ждала, откину ли я коньки.
— Оскар умер не в ресторане, — сказал я.
— Нет, — ответила Мэйбл. — Но осторожность ещё никому не вредила.
— Никто не собирается пробираться в кухню ресторана и травить вас, — сказал я.
— Кто знает, — oна указала вилкой на нечто в моей тарелке, что выглядело как щупальце осьминога.
Я съел его и рыгнул.
— А теперь это.
Это выглядело безобидно. Это выглядело как печенье из хрустящего риса — типа того. Но вкус был такой, будто это провело ночку в мутной застойной воде
