Было странно лишь слышать его, не видя. Но я не хотела резким движением обратить на нас внимание Смерти. Кто знает, чем она может умудриться помешать?
– Для нас… – выдохнула я, прекрасно понимая, что пока Дьяр для меня единственный способ выжить в этом мире.
– Для начала неплохо бы разобраться, кто меня подставил. И меня ли.
– В смысле – тебя ли? Ты же за решёткой оказался.
– Да, – согласился Дьяр. – Но еще был выслан из империи светлейший Бринэйнн Донагский – посол Калле. Возможно, целью навета было его устранение. Он был главой эльфийской дипломатической миссии. А наша империя взяла курс на сближение. Возможно, кому-то не понравилось, что Трейгор может заключить союз с остроухими соседями…
– И что теперь? – из всего сказанного я поняла только одно: замешана большая политика. А где большая политика – там и крупные неприятности.
– Мне нужно переговорить с послом. Арестовать его имперцы не имели права. Лишь выдворить из страны. Так что, по моим прикидкам, он сейчас где-то у южных границ Трейгора. Если не успеем его перехватить и допрос… в смысле, поговорить, то, едва он окажется в Калле, это будет сделать практически невозможно.
– А мы сейчас где? – уточнила я.
– В предгорьях Срединного Трейгорского хребта, – ничтоже сумняшеся, ответил Дьяр.
– И сколько отсюда до этой самой южной границы с Калле? – задала я второй вопрос, чтобы хотя бы примерно представлять масштабы грозящего подвига. К слову, от оного я бы лично предпочла держаться подальше, но кто же меня спрашивал?
– Семь дней лета на дирижабле при попутном ветре и с полной сетью личей.
Я все же не выдержала и обернулась с гневным:
– И как ты себе это предст… – но не договорила, встретившись со взглядом синих глаз, который проникал под кожу. Туда, где в моей клетке из ребер обитала душа.
– Есть цель. Есть дистанция. Остальное – детали, – холодно ответил он, глядя на меня. Жесткая складка губ, обозначившиеся желваки говорили без слов: то, что для меня кажется невозможным, для него – решаемым. Сейчас передо мной стоял маг. Сильный. Опасный. И готовый ради победы идти до конца. – К тому же, если выяснить, кто сфабриковал улики по делу: подделал письмо и подкинул мне кинжал с клятвенной кровью, – можно и позже, то разговор с Бринэйнном ждать не может.
– Подожди! Какое письмо, какой кинжал? – Я нахмурилась.
– Не думаешь же ты, что обвинению было достаточно только твоих показаний? Да, они главные, но не единственные. Есть еще косвенные улики, – криво усмехнулся Дьяр. – Письмо Бринэйнну с якобы заверениями в моей лояльности послу. Хотя на самом деле это было послание моей невесте, в котором магией изменили лишь некоторые слова. Поэтому утверждать на артефакте истины, что я его не писал, я не мог. А кинжал – мой, родовой. Но на нем оказалась кровь этого остроух… – напарник оборвал сам себя, а затем, почти не разжимая губ, произнес: – Не поворачивайся. На нас смотрит Смерть.
Только небо знает, каких усилий мне стоило остаться недвижимой и не скосить взгляд в сторону Хель. У которой, кстати, уже вовсю играла траурная музыка, характерная для конца игры. Черт!
– Как думаешь, она успела что-то услышать? – спросила я одними губами, костеря себя за то, что все же повернулась, забыв о конспирации.
Да и Дьяр хорош! Чего это он стоял, пялясь в мой затылок? Или ниже? На то место, которое обычно защищено от визуальных посягательств штанами.
– Нет. Но сейчас уже начала усиленно прислушиваться, – так же отозвался Дьяр.
И я поняла, что если шагну назад, сделаю вид, что ничего такого заговорщицкого не было и мы с напарником просто решили постоять рядышком, воздухом подышать, то у Хель это вызовет здоровые подозрения. И она костьми ляжет (и может даже не только своими), чтобы все выведать и спутать нам все карты.
Вариант отвлечь Смерть поцелуем был, конечно, соблазнителен, но я представила, как на ровном месте накинусь на Дьяра. И, главное, как этот благороднутый (пусть напарничек и пытается усиленно это скрывать) от меня отшатнется… Потому как у него и невеста есть, и ненависть к той, в чьем теле я оказалась… А ведь он еще и решить может, что в меня какой-нибудь местный суккуб вселился. И вместо отвлекающего поцелуя я получу сеанс экзорцизма.
Потому я решилась и, прошептав:
– Потерпи и подыграй, – сделала шаг навстречу Дьяру и громко скомандовала: – Наклонись, открой рот и покажи язык.
М-да… судя по всему, к таким приказам жизнь доблестного темного властелина не готовила. И пока я проводила тщательный осмотр, услышала хитрый шепот «пациента»:
– В какой-то момент мне показалось, что ты сейчас меня поцелуешь. Ну или убьешь. Такой решительный у тебя был вид.
– Тебе показалось, – нахмурилась я, ощупывая вправленное плечо, и чуть громче произнесла: – Повернись. Согни. Не болит?
Дьяр отрицательно мотнул головой, даже не пытаясь скрыть ухмылку.
Зато костлявая не упустила случая поёрничать:
– Все же любите вы, лекари, одними глаголами разговаривать, – выдала Хель, подходя ближе и хмыкая.
– С чего бы? – возмутилась я, заканчивая пальпирование.
– Ну как же? От вас только и слышишь: «Входите. Садитесь. Говорите. Дышите. Не дышите, не дышите. Уносите…» – закончила она свой спич мечтательно. Видимо, в представлении Хель так и должен был заканчиваться приличный осмотр больного, плавно перетекающий в асфиксию.
– Угу, и это мне говорит представительница профессии, чей служебный лексикон и вовсе ограничен одной командой: «Умри!» – не осталась в долгу я, уводя Хель от опасной темы. Костлявая возмутилась в ответ… Вот так, в фоновом режиме, мы начали со Смертью прежнюю игру: сумей выбесить другого, при этом сам оставаясь спокойным.
Мы с Дьяром переглянулись: кажется, в этот раз удалось не вызвать подозрений и можно выдохнуть.
Цверг, до этого полностью поглощенный работой, наконец закончил спарывать вышивку, и я смогла переодеться. Молоха же пришлось запеленать, чему он был несказанно «рад» и пыхтел при этом, ну как настоящий младенчик.
– Ты только гулить и попискивать не забывай иногда, – напомнила я цвергу, запеленывая его, и удостоилась не только нецензурного выражения его лица. Нет, в глазах Молоха прямо-таки была бегущая строка сплошного мата.
– Ну гы-гы, – все же ответил Молох. Басом.
– Лучше молчи и спи, – вынесла я вердикт.
Мы двинулись к тракту в полдень. И, сидя в кустах рядом с пересечением большой и малой дорог, часа полтора ждали какую-нибудь подводу. Хель на это смотрела, хмыкая. И это мне не нравилось.
Наконец на тракте показалась телега. Правил ей здоровенный детина. А у борта сидели женщина с поросем в руках и малец. А рядом бежал пес. Тот самый, профессиональный колбасный коррупционер.
Они уже поравнялись с нами, когда Хель решила, что самое время помешать нашей задумке, и, сунув два пальца, залихватски свистнула. Вот только, сдается, этот звук слышали не все. Кузнец так и остался невозмутим. В отличие от его лошади, которая дико заржала и понесла…
