— Как тебе у нас? — когда спускались вниз, спросила я его. — Всё посмотрел?
— Ну прошёлся, да. Круто, что сказать. Я помню, пацанами сюда на великах гоняли купаться. Тут турбаза какая-то была, совдеповская. Все кому не лень через неё шастали. А теперь, гляжу, к берегу так просто не подступиться.
— Да, теперь здесь всё в долгосрочной аренде. Туда ниже по течению — это всё сплошь москвичи. Загородные клубы, базы отдыха, банные комплексы. Но самое классное место всё равно у «Птиц», недаром мы в Данькой воевали за него почти год. Я уж молчу во сколько оно нам по деньгам обошлось. Зато здесь и выход к воде удобный, и берег крепкий и территория большая. Опять же, кусок леса тоже наш, как природный парк. Пойдём, покажу…
Следующие полчаса не без гордости водила его по своему хозяйству. Выходили к самой Волге, заходили в лес, прошлись вдоль бассейна, свернули к корпусам опекаемых.
— Почему именно кризисный центр, Марин? — задал Кир самый традиционный вопрос. Все его задавали, даже журналисты. И настолько часто, что у меня даже был готов универсальный тупой ответ. — Почему не база отдыха? Тут же сейчас, насколько я понимаю, одни расходы?
— Потому что в семье должна быть гармония, — улыбнулась я. — Данила зарабатывает, я трачу. Классика.
— Любишь это дело? Я имею в виду — помогать?
— Очень. Для меня каждый наш «выпускник», тот, кому удалось справиться с кризисом и наладить свою жизнь — как звёздочка на небе. И чем больше звёзд, тем светлее моя внутренняя тьма.
— Поэтому тебя здесь и любят. Прям, я бы сказал, боготворят.
— С чего ты взял?
Кир пожал плечами:
— С людьми пообщался. А Даныча, мне показалось, наоборот недолюбливают. Почему так?
— Просто побаиваются. Он вечно как ни приедет, сразу включает хозяина и начинает всех строить, начиная персоналом и заканчивая подопечными. Но все знают, что, если бы не он — не было бы и «Птиц», поэтому если кого и боготворят, так это его.
— А там что? — кивнул Кир на высокий забор выше по течению.
— Лес был, совсем недавно расчистили под застройку. Вроде бы элитный жилищный комплекс какой-то. Место красивое, вид на Волгу хороший открывается свысока, но берег неудобный, к воде спуска нету. Можно попытаться организовать, конечно, но русло такое, что насыпной пляж в любом случае будет постоянно размывать. И омуты под обрывом… — Увидела вдали силуэт Густава, бредущего с метлой к служебному флигелю. Почувствовала, что недавнее раздражение полностью отступило, а на его место пришло что-то вроде жалости. Протянула Киру ключ. — Ты иди в машину, ладно? А я сейчас…
Картина наоборот: теперь он стоял у окна, спиной ко мне, а я на пороге.
— Густав, не обижайся, но мне правда кажется, что всё это пустая затея. Я никогда не смогу охладеть к мужу до полного нуля, нас с ним слишком многое связывает, но, может, этого и не надо? Достаточно уже и того, что накал ослабел, а дальше я смогу справиться и сама. Другие же как-то справляются?
— Это откат, как ты не понимаешь…
— Даже если и так — всё не так страшно, как казалось раньше. Я просто снова испытываю эмоции, но теперь контролирую их. И в этом есть твоя огромная заслуга! Это благодаря тебе и твоим сеансам у меня появилось время для того, чтобы страсти утихли. Теперь я справлюсь сама.
— Ты не понимаешь о чём говоришь, — не оборачиваясь, сокрушённо качнул он головой. — А когда поймёшь, может быть уже поздно.
— Я не полезу в петлю, Густав. И не буду резать вены, и глотать таблетки. Это всё в прошлом. Я просто хочу жить, как все, без этой иглы гипнозов.
— Дай мне хотя бы правильно вывести тебя…
А я, кажется, понимала в чём на самом деле его проблема. Он просто боялся меня потерять. И я сама была в этом виновата — я его, ранимого, романтичного мальчишку, подсадила на себя. Это я позволяла ему держать себя за руку, обнимать ладонями своё лицо, заглядывать мне в глаза — близко-близко, так, что смешивались дыханья. Я позволяла ему залезать ко мне в голову, выуживать из неё страхи, вкладывать вместо них надежду. Он словно был Пигмалионом, а я его Галатеей. Это была опасная игра, но я нуждалась в ней, и совершенно не думала о том, каково приходится Густаву. Я была занята лишь мечтой забыть Данилу, об этом были все мои разговоры и слезы, а в это время Густав медленно, но верно погружался в свои чувства ко мне… И все эти сеансы, якобы выводящие из ранее наложенной программы — это предлоги.
Я не хотела больше этих игр, не чувствовала в них потребности, даже наоборот — отторжение. И неожиданный страх. Теперь, когда Густав окончательно понял, что взаимность ему не светит — что он захочет нашептать мне в трансе? Ведь если возможно убедить в безразличии, почему не убедить и во влюблённости?
Он развернулся ко мне, долго и молча смотрел, наконец вздохнул.
— Пообещай хотя бы, что если почувствуешь себя хуже, то придёшь ко мне, и позволишь тебе помочь.
— Конечно, — примирительно улыбнулась я. — Ты же у меня здесь, — постучала пальцем по голове. — Друг, хранитель секретов и смотритель моих демонов. К кому я могу прийти, если не к тебе? Кстати, — понизила голос, — я всё-таки нашла с кем переговорить на счёт твоей легализации. Мне сказали, что это вообще не вопрос, просто нужно время, чтобы подготовить документы. От двух, до шести месяцев. Так что пока ты живёшь здесь и работаешь, а потом станешь каким-нибудь Алехандро и можешь податься дальше, хоть в город, хоть в село.
— То есть, остаться здесь я не смогу, да?
— Это будет рискованно. Как я объясню юротделу, что Густав стал вдруг Алехандро?
— Но можно ведь оставить меня Густавом?
— Но ты ведь сам говорил, что скрываешься? Значит, первым делом нужно поменять имя, разве нет? Или я не всё знаю, и Густав — это уже не твоё?
Встретились взглядами. Странно, почему это не приходило мне в голову раньше? И как же меня тогда прижало, что я вообще впустила в свою голову настолько незнакомого человека?
— Моё, — грустно кивнул он. — У меня нет от тебя секретов.
— Хорошо. Тогда, надеюсь мы разобрались, и обойдёмся без обид, да? Спасибо тебе за помощь, но отныне только уставные отношения в рамках «Птиц»
Он не ответил, и я, немного замявшись, повернулась уходить.
— Ещё один вопрос. Ты обмолвилась, что вчера отпустила домработницу и решила приготовить ужин. Зачем?
— Ну… Просто я люблю иногда повозиться на кухне.
— И всё?
— Да.
… Нет. Я не люблю возиться на кухне, но Данила всегда любил мою стряпню, и поэтому я часто ему готовила. Особенно раньше, до того, как узнала его тайну. И продолжала делать это и после — значительно реже, но всё-таки. До сих пор мне казалось, что я делаю это просто для снятия стресса… А сейчас вдруг поняла, что это было по-прежнему для Данилы. Несмотря ни на что. Исподтишка, тайком от самой себя. И он даже не знал, что еда приготовлена мною — я сменила рецепты и велела Нине помалкивать…
