Постановили:
Исключить Райка Е.Л. из партии, как предателя рабочего класса. Дело передать в Верхсуд СССР.
Особо:
Запросить объяснения у т. Озерского по данному делу. Считать необходимым посылку директивного письма… всем землячествам, в связи с невозвращенцами о необходимости усиления бдительности…
Секретарь Партколлегии ЦКК ВКП(б) Ем. Ярославский…»
Повторим в заключение слова Лишанского: «Возможно, что Райк был кем-то предупрежден о том, что требовали его отзыва в Советский Союз».
Возможно. Или понял, что нельзя работать и жить в условиях, где значение придается «проверкам» и словам таких деятелей, как Лишанский. Если «бриллианты никогда не делают леди», то рабочее происхождение и партстаж не делают толкового работника. Вот таким и поручают «проверки», их «бросают на кадры» и т. п. К настоящему делу их подпускать нельзя. (Это не отменяет того возможного факта, что статусу рабочего, которым Лишанский пользовался до революции, он вполне соответствовал.)
Перефразируя древнюю пословицу, изречем: новое время — новые слова. Одно из них — «невозвращенец». Реальный социализм нельзя обрисовать без употребления данного термина. Проблема невозвращенцев была для режима, конечно, не главной, но хронической и болезненной, на манер ноющего зуба. «Особенно тревожным является состояние нашего торгового аппарата за границей», — сигналил Орджоникидзе в своем докладе на XVI съезде партии12. Оказывается, за рубежом ежегодно оставалось по нескольку десятков внешторговцев, например, только за первое полугодие 1930-го, съездовского года не вернулось 43 человека. И между ними — весомая доля членов партии, «…если здесь мы имеем такой орган, как наше ОПТУ…, то за границей, — сокрушается Серго, — мы всего этого лишены…» Выход? «…Надо будет подыскать самых лучших, преданнейших, выдержанных работников… (Голоса: «Рабочих от станка».)»
Вроде, значит, Лишанского.
Переплаты
Вернемся к беседе т.т. Виноградова и Ястребова с тов. Тяпкиным.
«ЯСТРЕБОВ: — Нас интересует сделка на 40 миллионов марок…
ТЯПКИН: — …я считаю, что эта сделка все-таки была необдуманной. Мое сомнение относится к объему операции…
— Установление совершенно точной суммы, размера сделки от кого зависело?
— Это зависело в значительной степени не от Торгпредства и не от Союзметимпорта, а от Наркомтяж-прома (Пятаков) и Наркомата Внешней Торговли — от Наркома…
— А вы Жуковскому не говорили никогда о своих соображениях по поводу переплат и т. д.?
— Я не помню…
— А вы не знали о сделке на 300 тыс.?
— Я знал, что существует такая сделка и была крупная переплата, но я сейчас не могу назвать ни дат, ни фамилий».
Высокая комиссия не ограничилась цитированным интервью, а в дополнение затребовала отдельную бумагу, которую четырьмя днями позднее и представил Тяпкин. Один из выводов критичен, без чего, легко понять, обойтись было нельзя:
«Союзметимпорт платил цены по его собственной оценке на 20–30 % выше, чем он мог бы получить, покупая за наличные, однако это утверждение никогда и никем не проверено».
В то же время заключительная часть справки делает призрачной возможность для кривотолков, по крайней мере, злонамеренных. Там, в частности, говорится: «Установить размеры переплат по этой сделке (закупка труб в счет 40 милл. кредита. — ВЭК.) не представляется возможным, а принятый метод при анализе этой операции — сравнение этой сделки со сделкой 1934 г., по-моему, не показателен» — в связи с изменением конъюнктуры рынка.
Все же с такими, как Тяпкин, вредителей ловить трудно. Изучение составленных им документов, а также записи беседы, — все это создает впечатление знакомства с человеком порядочным, которого не манит возможность обвинить кого бы то ни было в злокозненных действиях, даром, что подобный навет не только разрешен, но даже поощряется.
В тот же день неутомимые (срок-то был жесткий) коммунисты провели беседу еще с одним деятелем по фамилии Рабинков. Вот как он представился:
«— У меня есть выговор за притупление бдительности, выразившееся в приеме на работу 2-х работников, впоследствии оказавшихся врагами.
Я работал в системе НК Внешторга с 1 июня 31 г. Был командирован на работу в Берлин, в Берлинское торгпредство в качестве зав. отделом Цветметим-порта. Заведующим был Аллилуев, я был его зам. до 1 апреля 32 г… Он уехал в Москву, а я остался зав. отделом… В апреле 35 г. я окончил работу заграницей и приехал в Москву, и был назначен председателем Союзметимпорта…
В 37 г. исключен из партии и снят с работы (сначала был арестован брат моей жены)… В окончательном итоге обвинения отпали — получил строгий выговор».
«ЯСТРЕБОВ: — Нас интересует ваш берлинский период. Большие сделки на прокат, трубы и т. д. Все эти сделки проходили через вас. Вы не помните сделку, которая касалась 300 тыс. тонн проката и И милл. руб.
