кухню, — командует Юдин мне, офигевшей от приказного тона. — Кофеварку я запустил.
— Я, может, тоже не откажусь от чашечки кофе, — ухмыляется Каримов.
Алсу не выдерживает:
— Пойдем, а? Я тебе сама кофе сделаю, однажды… Мне бы прилечь…
— И мне, — вякаю я, потому что не в той я форме, чтобы скандалить с чувством, а мне тут устраивают уже выяснение отношений. Пустила на свою голову. Пусть валят все, я хочу впасть в анабиоз.
— И прилечь я тоже готов, — нагло усмехается Марат.
Очевидно, что он просто троллит Юдина, но тот почему-то ведется, взгляд его тяжелеет.
— Марат, — нервничает Алсу.
— Ладно, — сжаливается он над страдалицей. — Пошли. До скорых встреч, Марина.
Хохотнув на прощанье, он уводит сестру, а я остаюсь один на один с медведем после неудачной зимней спячки.
— Кофе… — робко напоминаю я, уловив запах арабики с кухни.
— Я-то кофе сварил, — рявкает Юдин, вставший на моем пути к благославенному напитку. — И пока я его делал, из вашей спальни, госпожа дизайнер, вышел Каримов.
— Он первый пришел, — ляпаю я, и тут же вспоминаю «Гардемарины, вперед!». Точнее: «Это был последний русский». — В смысле он за Алсу пришел.
Зачем-то оправдываюсь я, наверное, потому что соображаю еще весьма туго. И меня манит готовый кофе на кухне так, что я и не подумаю возмущаться, что товарищ расхозяйничался, как у себя дома. Поднырнув под рукой Михаила, я ввинчиваюсь на кухонные метры и тут же вцепляюсь в колбу кофеварки.
— Марина, — вкрадчиво раздается за моей спиной. — Вы вообще понимаете, как меня провоцируете?
— А? — оборачиваюсь я на Юдина, все еще стоящего в дверях на кухню, сложив руки на груди.
Он демонстративно оглядывает меня сверху вниз и снова вверх, останавливаясь на том месте, где ноги теряют свое благородное название. Встрепенувшаяся задница, почуяв повисший в воздухе комплимент, подает мне сигналы эффектно сменить позу. Игнорируя это требование, я разворачиваю предательницу в другую сторону и встречаю взгляд Юдина грудью.
С до сих пор стоящими после холодного душа сосками.
Взгляд Михаила становится еще более заинтересованным.
— Я ведь уже попробовал. И после вчерашних ваших звонков и сообщений, я в красках представлял, как именно заставлю извиняться.
Что? Еще и сообщения были? Кошусь на мобильник, который приперла с собой, но проверять при Юдине не буду. Хотя страсть как интересно, чего ему писала. Зачем, можно даже не спрашивать…
— Ну, если вы любите бесчувственные тела… — пожимаю я плечами, усилием воли заставляя себя не поинтересоваться: «И каков был план?».
— Как выяснилось, — Михаил делает шаг в мою сторону, — очень даже чувственное тело.
Память услужливо воскрешает картины нашего вчерашнего поведения восемнадцать плюс. Кровь внезапно приливает не туда, куда следует, и я, чертыхаясь про себя, ретируюсь за стол, где меня дожидается пустая фарфоровая чашка, приготовленная Юдиным. Запомнил, из какой я пью. Внимательный, блин.
— Вы за этим пришли? — интересуюсь я, наливая кофе в чашку и предвкушая первый божественный глоток.
— Не совсем. У меня к вам деловое предложение. Вы же любите, когда стиль деловой, если я правильно помню.
— Слушаю, — поощрительно киваю головой.
— Предлагаю вам занять вакантное место моей любовницы.
Глава 26
Хорошо, что я успеваю проглотить кофе, иначе как пить дать оно оказалось бы опять на футболке.
— И что вас привело к мысли, что это удачная идея? — вытаращившись на него, осторожно спрашиваю я.
Надо же понять, у человека временное помутнение, или ему уже не помочь. Я психов боюсь.
— Я чувствую в вас потенциал, — ухмыляется Юдин.
— Вы прониклись вы после того, как я вас козлом назвала? — недоверчиво смотрю на него.
— Несколько раньше и при других обстоятельствах, — дьявольская ямочка на щеке приковывает мое внимание. — Вчера я осознал, что это лучший выход из ситуации.
— Это для кого это? — хмурюсь я. — Лично я вижу в этом абсолютный крах. Но самое главное, чего я не вижу. А не вижу я ни одной причины принимать ваше деловое предложение всерьез.
— Почему же? — делано удивляется Михаил и усаживается напротив меня, провокационно задевая мои коленки.
— Зачем мне это? Целая корова ради семидесяти грамм на сосиску?
— Я дам вам еще одну футболку, — ржет Юдин, указывая на свое барахло на моем измученном образом жизни теле.
— Нет уж! Увольте!
— Да я пытался, не выходит. Предлагаю пойти по пути наименьшего сопротивления.
— Никакого наименьшего! — зверею я запоздало. — Только полномасштабное! Нет оккупантам! Я сказала: «Нет!», и уберите руку с моей коленки!
Охренеть! Выбрал же еще момент, когда я соображаю плохо, сижу тут, слушаю, уши развесила. Юдин же руку убирать не спешит:
— Подумайте, госпожа дизайнер, — продолжает он наглаживать мою ногу. — Быть моей любовницей не так плохо. К футболкам можно прикупить что-нибудь еще.
У меня от подобной наглости даже дар речи пропадает, чем Михаил пользуется и отбирает у меня чашку. Демонстративно отпивает из нее.
Мой кофе!
Я оживаю и отвоевываю посуду назад.
— Это уже ни в какие ворота не лезет! Не вы ли опасались моих поползновений, Юдин? Я, кажется, ясно дала понять, что такого не будет!
— Ничего, — пожимает он широкими плечами. — Я не гордый. Сам справлюсь. Вы только не дергайтесь.
Я тут же припоминаю последний раз, когда мне и впрямь даже дергаться не пришлось. Он справился. Черт!
Михаил, видимо, улавливает, куда заносит меня мысль, по разрумянившимся щекам. Его улыбка такая грешная и многообещающая, что я даже на секунду задумываюсь, может, дать?
А потом вспоминаю их с Маратом разговор.
Нет.
Вчера шанс у него еще был, когда застал меня врасплох, но кто не успел, тот опоздал.
— Знаете что, Михаил, — отставив чашку в сторону, я поднимаюсь с намереньем выставить козла из огорода. От резкого движения полотенце на голове разматывается и сваливается на стол.
Проследив за его падением одобрительным взглядом, Юдин улыбается:
