супермаркету, который огибаю и возвращаюсь к падику. Этот круг я наворачиваю дважды. Каждый длится примерно пятнадцать минут, если я проскакиваю на красный, или если какая-нибудь бабка не остановит, требуя подсказать дорогу. В худшем случае пробежка может растянуться часа на полтора.
Но с линзами моя жизнь значительно улучшилась. Я мог приседать, отжиматься, подтягиваться и делать ещё кучу разных вещей, совершенно не парясь и не вдавливая эту ебучую оправу себе в переносицу каждые минут пять. Нет, серьёзно, я никогда не думал, что быть очкариком так тяжело. Мало того что ты выглядишь как обсос, так ты себя ещё и обсосом чувствуешь. Без этих знаний мне было зашибись.
Уже завершая второй круг, я притормаживаю у магазина. Там, рядом с кассой, я замечаю Свету.
Мы со Светой начали часто пересекаться во время утренних и вечерних пробежек. Но она почти никогда не начинала разговор первой и очень редко его поддерживала. Мне было неловко так долго молчать, пока мы бегали по её маршруту, и первое время я даже пытался заболтать её, постоянно отвлекая от музыки. Хватило парочки взглядов, чтобы она меня заткнула. Но запрещать бегать с ней — не запрещала. Так что я бегал, если случай подворачивался.
Я понимаю, что Света меня тоже замечает, когда та вскидывает ладонь. Я тоже поднимаю обе руки и трясу ими, уже вовсю лыбясь.
Покрутив конечностями достаточно долго, я убираю руки обратно в карманы и двигаю домой. Хотя я бы с большим удовольствием провёл свободное время со Светкой, но свободного времени у меня не осталось. Да и я успокаиваю себя мыслью, что ещё полюбуюсь ей сегодня на работе.
***
На занятиях тишь да гладь. Только вот Овечкина чё-то не пришла, да и старосты вездесущего нет на месте. Всё это как-то подозрительно.
Первая пара закачивается, но я, заигравшись новой игрой на мобиле, не особо спешу свалить.
Зря Лариса показала мне этот фантастический новый мир мобильных игр. Теперь на дисплее постоянно выскакивает уведомление из серии «память заполнена». Лере предстоит удалить больше тридцати гигабайт разной хуйни, когда та очнётся. Зато мне теперь есть, чем занять себя, пока профессора у трибун пиздят о жизни, или чё они там делают вообще. Я ни разу их не слушал.
— Лера, — обращается ко мне высокий коротко стриженный тюбик, что подходит и встаёт рядом.
За ним тянется целая очередь. Ну, не то чтобы прям очередь, но человека четыре, в общем. Они все пырят на меня, будто я им денег торчу. Я даже слегка поднапрягся.
Вырубив мобилу, по привычке сжимаю её в кулаке, а кулак прячу в рукаве.
— У тебя есть парень?
А вот и причина внезапного, но приятного затишья…
После всех произошедших в этих стенах событий народу нужно было время, чтобы всё переварить. «Переварить» так называемые перемены.
Не каждый же день замухрышки в классе начинают вести себя круто. Я вёл себя круто всегда и при любом раскладе, даже если проигрывал (что скорее редкость, чем система).
В общем, слухи быстро расползлись по универу. Кто-то верил, кто-то не верил, одни невзлюбили Лерку ещё сильнее за дерзость, а остальные… ну, должны были, как минимум, проникнуться уважением.
Так было в Муторае, когда я после армии стал вести себя круто. На повторный сценарий я рассчитывал и в Москве.
Но всё, как всегда, идёт через жопу.
— Чё? — переспрашиваю я, глядя на лощёного пацанчика. Он чё-то жмётся, стреляет глазами то в пол, то в меня.
Не-не-не, думаю я, это ваще не круто.
Тут же скидываю ноги со стола и сажусь ровно. Телефон убрав в задний карман, я подхватываю ключи от квартиры со стола (когда ты вырос в маленьком и неспокойном городе, то привычка держать все свои пожитки перед хайлом закрепляется так же, как привычка подтирать зад).
— Я хотел узнать... нет ли у тебя парня? — снова подаёт голос назойливый тип, и я наконец-то поднимаюсь на ноги. Пацан делает шаг назад, когда я подаюсь ближе и опасно прищуриваюсь, испытывая его взглядом. Этот хрен слишком высокого о себе мнения.
Я хватаю его за воротник и дёргаю вниз. Пальцем другой руки тычу его в грудь.
— Ты, — говорю яростно, — помесь болонки с моцареллой, реально считаешь, что можешь спрашивать у меня подобную хуйню?
— Извини, — выпалил он с заиканием. — Просто ты… классная.
— Знаю, ёпта, — кивнув, я отталкиваю его от себя. — Слюни подбери, издалека посмотришь. — Кидаю быстрый взор на парней позади него и решаю уточнит: — Вы по тому же вопросу?
Они молчат как партизаны, смущённые, фу, аж смотреть противно. Я прячу ключ в тот же карман, где и телефон, и говорю:
— Давайте, пацаны, чтоб без этой вашей хуйни. Нормально двигайтесь. Надеюсь, поняли?
— Поняли, — частично отзывается этот квартет, и я, не замедляясь, двигаю по лестнице вниз.
Это они ещё голые Леркины фотки не видели.
Я почти сваливаю, планируя слиться с последней пары, когда мне дорогу преграждает какая-то тёлка. Пары минут хватает, чтобы вспомнить её фамилию. Будило слишком очевидно возмущена моей внезапной популярностью. Она отходит в сторону, и её губа раздражённо трясётся, когда я проношусь мимо вместе с армией недалёких поклонников. Я, бля, слышу их топот за спиной и шёпотки. Они реально считают, что я глухой, или что? В общем, Будилова крайне недовольна всей этой суетой вокруг моей важной персоны.
— Хули вылупилась, — бросаю ей по пути, и её фэйс окончательно перекашивается.
Мне вся эта слава до фени. Я чудом умудряюсь сбросить хвост из пацанов и свалить.
***
Глянцевый снимок чьей-то черепушки оказывается на столе. Я тут же прячу руки в карманы по привычке и жду, когда Светлана объявит своё решение по поводу всей этой чепухи.
Меня особо не интересовало, откуда Пашка достал эти бумажонки, подтверждающие мою травму.
— В общем, — подытоживаю я, пока Светик разглядывает результаты мрт и выписку. — Такие дела.
— Да уж… — отвечает она. — Может, тебе оформить больничный? — И наконец-то поднимает на меня взгляд.
— Не, со мной всё нормуль, — говорю это, кладя руку на сердце. — Просто с памятью небольшие проблемки. Она восстановится… попозже. Так сказал дядька.
— Дядька? — Светлана Васильевна тихо усмехается.
— Ну... дядька доктор. Кто он там... хирург... не помню, — я натягиваю самую широкую улыбку, чтобы не сболтнуть лишнего.
Светлана касается
