это, она собирает полотенца и кладет их вокруг ягодиц Мары и между ее ног.
— Подвергалась ли ты воздействию чего-либо еще до этого?
Мои мысли возвращаются к тому дню и предыдущей ночи. Единственное, что необычно, что приходит на ум, — это инъекции, которые папа сделал мне, чтобы помочь сбежать. Альфа-феромоны.
— Теперь держи ее. Хесея вырывает меня из моих мыслей. Обхватив Мару рукой, я удерживаю ее неподвижно, когда Хасея поднимает голову.
—Съешь это, Мара. Если ты хочешь спасти себя и своего ребенка.
Разражаясь рыданиями, Мара дрожит в моих объятиях, и ее челюсть дрожит, когда она открывает его для ягод, которые Хасея кладет ей в рот. Лицо Мары морщится, как будто откусила от горького плода. Чувствую, как кислый привкус разливается у меня по языку, и в то же время вспоминаю полное облегчение от того, что в тот день нашла еду в пустыне.
В наступившей тишине мой пульс замедляется, и я опускаю ближайшую тряпку в ожидающую меня миску с прохладной водой. Вытирая лоб Мары, я наблюдаю, как она поднимает на меня глаза, отяжелевшие от усталости.
— Рен? С моей малышкой все будет в порядке? Ее губы дрожат от вопроса, и я пользуюсь возможностью отвести взгляд, слезы в моих глазах слишком красноречиво говорят о беспокойстве, которое я испытываю за нее.
Глядя на Хесайю у ее ног, я замечаю пот, блестящий на ее коже, и сосредоточенный, решительный взгляд, от которого на лице пожилой женщины прорезаются многочисленные морщины.
Возвращая свое внимание к Маре, я заставляю себя улыбнуться и нежно вытираю ей лоб.
— Ты в хороших руках, Мара.
Не успели слова слететь с моих губ, как ее глаза расширились от ужаса, и она снова выгнулась дугой.
— О, нет! Хесайя бормочет слова на своем родном языке и кладет одну руку на живот Мары, другую — между бедер бьющейся в агонии женщины, где из нее вытекает кровь. Я и раньше была свидетелем родов, но никогда не видел столько крови.
— Mара! Я чувствую, как ее тело содрогается подо мной, и наблюдаю, как ее глаза закатываются, а из уголка рта сочится кровь.
Хныканье вырывается у Хесайи, когда она вытягивает руки, поддерживая слишком маленького младенца, покрытого кровью, все еще прикрепленного к пуповине. Мальчик. Руки акушерки дрожат, ее глаза расширяются от шока, когда она смотрит вниз, между бедер Мары.
— Он мертв? Конечно, она делала это достаточно часто, чтобы были осложнения и кровотечения. Я никогда не принимала роды, но даже я вижу, что у нее, возможно, произошел разрыв плаценты.
— Возьми его, — шепчет она, и, бросив быстрый взгляд на Мару, чьи расфокусированные глаза и бледнеющая кожа говорят мне, что она не в состоянии держать своего новорожденного сына, я это делаю.
Дрожащими руками я прижимаю его к своей груди, где он лежит крошечный и уязвимый.
Хесайя поднимает то, что, как я предполагаю, является разорванной в клочья плацентой. Снаружи на ней находятся два маленьких луковичных мешочка, которые, по-видимому, содержат еще два плода, как будто прикрепленных к первому. Оба деформированные, с ненормально изогнутыми конечностями и удлиненными головами.
— Я… никогда в жизни не видел ничего подобного!
Наблюдая за корчащимися двумя плодами, я замечаю отсутствие движения в своих руках и сосредотачиваюсь на слишком неподвижной груди новорожденного.
—Хесайя, ребенок не дышит. Я не думаю, что он дышит!
Она отводит его назад, массируя его грудь, и, кажется, выполняет с ним упражнение «рот в рот». Руки, покрытые кровью, я снова обращаю свое внимание на Мару, замечая, что она замерла, ее лицо бледнее, чем раньше, глаза закрыты, как будто она спит.
— Mара? Провожу рукой по ее лбу, оставляя там струйку крови, и когда я встряхиваю ее, она не двигается. — Mара?
Сдерживая истерику, жаждущую вырваться на свободу, я нащупываю пульс.
Ничего.
— Mара! Положив голову ей на грудь, я прислушиваюсь к биению сердца.
Тишина.
Подобно Хесайе с младенцем, я выполняю те же самые массажи грудной клетки, которым научил меня папа, когда я жила с ним, давая ей подышать воздухом в промежутках между ними.
Ничего.
Несколько минут я пытаюсь вернуть свою подругу к жизни, но мои усилия оказываются тщетными, ее судьба написана на холодной синеве ее губ и пустом взгляде.
— Она потеряла слишком много крови, — говорит Хесайя, кладя руку мне на плечо.
— Она умерла.
— Почему? Почему ты дала ей ягоды? Почему ты это сделала!
— Ее убили не ягоды, дитя. У нее пошла кровь до того, как их дали. Она приподнимает плаценту, еще больше обнажая два прикрепленных, недоразвитых плода, пульсирующих жизнью.
— Что бы это ни было, это неестественно.
Я провожу рукой по собственному животу, паника нарастает внутри меня при виде этого.
— Уходи, Рен. Хесейя вытирает слезы рукавом рубашки.
— Ты не должна быть здесь.
Окидывая взглядом все это жуткое зрелище, я замечаю безжизненного ребенка, которого она положила рядом с Марой, и рыдание сдавливает мою грудь.
— Уходи.
На трясущихся ногах я поднимаюсь на ноги, и когда я выхожу из палатки, там собралась толпа. Прохладный воздух вызывает головокружительный порыв к мучительному жару, тлеющему внутри меня, готовому вспыхнуть.
— Рен! Шестой делает шаг ко мне, и в тот момент, когда его руки обнимают меня, я падаю.
ГЛАВА 11
КАЛИ
Отделяясь от толпы, собравшейся у одной из палаток, я наблюдаю, как женщина, с которой я разговаривал ранее, по имени Рен, выходит вся в крови. В ее глазах то, что я предполагаю как ужас, широко раскрытые и расфокусированные, когда она прижимает руки к груди, все ее тело заметно дрожит.
— Я… никогда не видела ничего подобного. Она… истекала кровью. Так много крови. И ребенок. Их трое. Цепочка бессвязности срывается с ее губ, пока она смотрит в никуда.
— Неоформленные зародыши… в… мешочках, прикрепленных снаружи.
Ее слова задевают знакомую струну, и я оглядываюсь туда, где Кадмус ждет меня у костра, покуривая сигарету. Я слышала о бесчисленных женщинах, теряющих детей в акушерском отделении в Калико, что и побудило меня вообще включиться в проект Альфа. Они модифицировали меня, чтобы приспособить к беременностям, которые мои сверстницы не могли выносить.
— Она была… оплодотворена Альфой?
Глаза женщины поднимаются на меня, брови взволнованно приподнимаются.
— Да.
— Однако, это не тема проекта Альфа».»
— Я не знала. Откуда мне знать?
— Ей раньше брили голову?
— Да.
— Тогда она была обычной группой.
— Что это значит? О чем ты говоришь? Отчаяние в ее голосе странно, учитывая, что женщина, по-видимому, не пережила родов.
— Только женщины, назначенные в проект «Альфа», способны выносить ребенка Альфы.
Женщина бросает взгляд на Альфу рядом с ней, и, если я не ошибаюсь, она дрожит еще сильнее.
— Ты полна дерьма, — говорит Альфа, отталкивая ее от меня.
Рен высвобождается и подходит ближе, побуждая меня
