К могиле Лены его провел сторож, который солидно назвался смотрителем. Вадим поблагодарил и постоял, не заходя в ограду, пока тот не ушел. Потом аккуратно открыл калитку, прошел и сел на удобную, со спинкой, лавочку, выставил на столик бутылку и стопку, налил… И только потом отыскал взглядом лицо Елены — на временном кресте. И будто рухнула внутренняя плотина…
Пришел в чувство… или в себя, на земле у самой могилки и от того, что его бесцеремонно трясли за плечо:
— Вставай! Хорош тут жрать! Пошли… и морду заодно вымоешь — колонка за воротами.
Вадим удивился: — А что с ней не так? С мордой? — и, проведя рукой по лицу, уставился на испачканную кровью ладонь. Кивнул и подробно пояснил здоровому лысоватому мужику в старых джинсах и черной растянутой футболке: — Это такая защитная реакция. Рвется слабый сосуд, ну и… и давление падает. Не страшно… даже полезно. А ты кто? Еще смотритель? Ну, у тебя и шно-о… шно-обель. Морда — у тебя, у меня — лицо, — успел выдать и вспомнил вдруг… и замер в страхе, ощупывая мотню на штанах. Выдохнул и легко хохотнул… А мужик тихо вызверился:
— Да пошел ты… Это витилиго… обгорел когда-то. Нормальный у меня шнобель, — тащил он Вадима к калитке. Да, шнобель нормальный — вынужден был согласиться Вадим, просто кажется слишком большим из-за более светлого цвета кожи.
— Стоп! — тормознул он, пытаясь поймать ускользающую мысль, — не так… быстро. Ты кто?
— Сторож звонил, — неохотно пояснили ему, — забери… родню, наверное — пьет, плачет, матерится… Я почти сороковник отмахал, так что топай, давай, — дернул тот Вадима опять.
— На минуточку…! Принципиально не употребляю матерных слов, — обижено уточнил Вадим.
— Я тоже, поэтому шевелись. Посажу в такси, если возьмет, ну а дальше — извини.
— Стой! У меня тут… чистая емкость есть, — потянул он из кармана надорванную упаковку, — черт! А почему только четыре?
И тут тихо поднялось в памяти, заставив мысленно застонать и поморщиться: он пьет сам, наливает и Лене тоже, психует, льет из ее стопки на рыхлую землю — «пей так, сука! Добилась своего? Ленка… ну вот нахера? Что ты с собой сделала, идиотка? Дурашка… Ленка…»
Скривился, посмотрел время — два часа прошло. Спал он там, что ли? Хлопнул мужика по плечу и мирно предложил чуть заплетающимся языком:
— Исключительная баба была — давай за упокой?
— Пошел на х…! — свирепо огрызнулся тот, продолжая тащить его на выход. И Вадим подчинился.
— Эй, шеф! — тормознул мужик отъезжающее такси, — прими груз, плачу вдвойне. Подстели там, что ли? И пакет ему дай, чтоб не во вред салону.
— Втрое, — быстро сориентировался таксист.
— Они все — е…чие твари, — пожаловался мужику Вадим, с осуждением глядя на водителя, — все!
Мужик поморщился и сунул таксисту тысячную купюру, сказав непонятно кому из них: — Тут ехать-то пять минут. Потерпишь.
И, захлопнув за Вадимом дверку, зашагал к припаркованной невдалеке темной машине. Ford S-Max — машинально отметил Вадим и… уснул.
Сознание опять возвращалось странно — почему-то уже в его квартире и опять от тряски. Его тормошила и совала под нос стакан с водой мама.
— Сыночка, выпей пожалуйста — тут алкозельцер. Тебе плохо и ты весь в крови, — тихо плакала она, проводя чем-то приятно прохладным по его лицу.
— Мамуля? — прохрипел Вадим, — вы уже вернулись? А-а-а… это ничего, даже полезно. Кровь из носа разгружает сосуды и снимает давление.
— У тебя давление? — запаниковала мама, — почему я ничего не знаю? Ты хоть лечишься… принимаешь препараты?
— Если надо… обязательно, мам. Не суетись. Я сейчас уже встану, умоюсь сам, — с трудом поднимался он с изгвазданной кладбищенской землей и кровью постели. С отвращением оглядел себя — любимому костюму Лены «амба». Ладно… завтра к врачу — прижечь сосуды в носу. И препараты от давления, само собой — весь список, если они потребуются. А пить нужно завязывать — неважно у него получается.
Умывшись, подумал и еще принял душ в надежде, что мать устанет его ждать и уйдет. Раньше так и было бы, но сейчас не ушла, разыскивая хоть что-нибудь съестное в холодильнике. Повернула к нему злое лицо:
— Где твоя жена, скажи, пожалуйста? Что за ерунда здесь творится? Где ребенок? Она что — уехала куда-то?
— А с чего это ты взяла? — поинтересовался сын.
— Потому что… это понятно. Так что?
— У матери, в Саудовской Аравии, — криво улыбнулся Вадим, наблюдая, как быстро может меняться у человека выражение лица: — Та замужем за саудитом, пригласила Ксению с Яной. Мы разводимся… ты рада?
Мать обессилено присела на стул, забывая о желании заботиться и кормить. И смотрела совсем не так, как он ожидал, а потом вообще отвела глаза…
— Если это как-то связано с тем, что я говорила раньше, то не стоит, Вадим. Согласна — тогда она не соответствовала, была грубовата, простовата, косноязычна… наивна сверх меры. Обычная — ни недостатков, ни достоинств. А эти ее порывы? Чего стоило то, как она кидалась на шею твоему отцу?
— Благодарила? Радовалась?
— Чему — дешевой детской коляске?
— А из каких тогда соображений, по-твоему? — уточнил Вадим, готовясь услышать откровенную чушь. Но мать сказала совсем не то, чего он ожидал:
— Яна замечательная, но я не потяну ее, сынок. Когда Катя оставляет на меня Леру, я потом болею. Детьми должны заниматься родители, а мы — так… только на подхвате. Я растила вас сама и нормально со всем справлялась.
— Я не собираюсь отнимать Яну, мама, — сел рядом с ней Вадим, разглядывая свежий загар, короткую стрижку, узловатые мамины пальцы, нервно теребящие длинные жемчужные бусы…
— Тогда не разводись или можешь сразу распрощаться с дочерью, — жестко заключила она, — потому что называть отцом она будет другого человека и примером ей будет он, а не ты. Воскресный папа — это ни о чем, сынок. Тебе и самому быстро надоест. Мужчины — такие. Ксения хорошая мать и хозяйка, мы потратили на ее воспитание годы, и я не советовала бы… От добра — добра не ищут, и вряд ли ты найдешь жену лучше.
— Причиной — отчим-саудит?
— Да брось! — легко отмахнулась мать, — мы ничего о нем не знаем. Просто вот это все… — повела она рукой, — при Ксюше такого просто не могло быть. И мне нравится, что она спокойная и тихая.
— Слышала бы ты эту тихую, — отвернулся сын.
— А не доводите! — неожиданно огрызнулась мать, — нервы — не канаты. Что ты натворил?
— А почему — сразу я? — удивился Вадим, — у меня были недолгие платонические отношения с другой женщиной. Когда они стали перерастать во что-то большее и я узнал ее лучше, то сразу прекратил их. Это Ксения мне изменила… сама призналась.
— Ну да… ну да — сама, — прошептала женщина и ненадолго замолчала, закусив губу. Потом кивнула: — Я тоже говорила такое твоему отцу. Когда силы закончились и захотелось сделать так же больно. И он, кстати, тоже сразу ухватился за мысль о разводе, только я вовремя осадила его.
