И он пошел на кухню… шаркая ногами, как старик, подтягивая их, как пудовые гири. В холодильнике, в самом нижнем отсеке дверки, нашелся коньяк. Навскидку — где-то стакан. Но у него и не было цели напиваться — просто запустить мозг, чтобы там проявилось еще что-то, кроме жгучего, пожирающего стыда… Но от этого же никуда не деться? Наверное, нужно, чтобы отболело или просто схлынуло самое первое — больное и острое? А значит, мысли об этом не нужно гнать и придется окунуться полностью — нахлебаться, задохнуться… чтобы за один раз.
И опять потрясенно вспоминал, как стоял на коленях, боясь потерять ее, а с ней и свой приятный маленький мир, который так высоко оценил, расставшись с Еленой, а она! После того, что сделала… Она не просто промолчала — своим молчанием она выставила его последним кретином, жалким идиотом, ползающим…!
«Жалко выглядит» — прозвучало, будто сказанное сей миг, прямо сейчас и с той самой интонацией — сожаления и легкой брезгливости. Сказанное Еленой… Вадим раздраженно дернулся — он всеми силами старался забыть тот разговор. Это тем легче было сделать, что и свидетельницы его стыда и позора в живых уже не было. Сейчас же все обстояло намного хуже…
Стакан был выпит залпом. Он откинулся на диванчике и стал ждать…
Его Ксюша! От которой он хотел детей… еще сына, и которую считал чистой, своей, лучшей для себя. У которой он был первым, которой верил, как себе, считал частью себя! И которой остался верен, хотя мог быть с самой изумительной, самой потрясающей и необыкновенной из женщин! А она просто смотрела, как он стоял на коленях — как баран… и ничего не сказала. О чем тогда думала? Посмеивалась, считая себя умнее и хитрее?
Прокатившись горячей волной по пищеводу, коньяк растекся в желудке жидким огнем.
Встречный пал — усмехнулся Вадим — огонь убивают огнем… Он оживал и хлынули мысли, неся объемное и тяжелое осознание его мужского позора, а еще того, что семьи у него больше нет. Потому что это — конец! Хотелось орать, ломать, крушить все вокруг себя! Хотелось убивать! Или быть убитым… Даже проклятый стыд уступил этой ярости — стал не таким острым, скукожился, выискивая для себя место и нашел, похоже — отпечатавшись на подкорке позорным клеймом «идиот».
Потихоньку схлынуло и это — разжались кулаки и возвращалась способность мыслить логически. И возник вопрос — тогда для чего она призналась сейчас? На ум пришло только одно: все просто — в сокрытии содеянного больше нет надобности. Причин — почему это случилось именно сейчас, он не знал, но понятно было, что принято окончательное решение о разводе и теперь она претворяла его в жизнь — самым простым из способов. Безотказным.
А это выход… это выход — беспорядочно заметались мысли. Так он сохранит хотя бы остатки… гордости, достоинства — не важно. Это станет возможно, если подать на развод первым. И оставить ей… нет — им с Янкой квартиру. Это будет настоящий поступок нормального мужика. Он швырнет ей… они останутся здесь, а он уйдет — и не с пустыми же карманами? «Не сошлись характерами» — универсальная формулировка для суда — имущественных претензий нет и быть не может, а дочь останется с матерью.
Янку можно было отобрать у Ксении — отомстить так, буквально разорвав этим ее надвое… был такой вид казни в старину — меж двух деревьев. Он смог бы, имея на руках это ее признание. Мог, но не станет этого делать по двум причинам: первое — лично у него недостаточно времени, чтобы заниматься дочкой. И няньки — не выход. Не в своей практике, но он сталкивался с эпизодами… нехорошими эпизодами издевательств над детьми, рукоприкладства и просто недобросовестного исполнения своих обязанностей нянями, что приводило к детским травмам, а могло и к гибели. Нет, это исключено.
А вторая причина в том, что Янка любит маму. Оторвать ее сейчас — это нанести ребенку эмоциональную травму. И потом… он честно признавал, что она хорошая мать — его Ксеня… Оказалась шлюхой — подсказывала память. Разве можно оставлять ребенка на шлюху?
Он тяжело поднялся, пошатнувшись — развезло. Скорее всего, потому что не ужинал. Прошел обратно в комнату, а потом потянулся и в спальню, сел там на кровать. Смотрел на широкое ложе, аккуратно застеленное утром им самим — здесь они много раз любили друг друга… Вспоминалось туго. Когда это было последний раз? Он морщил лоб, тер его, а вспомнить не мог — слишком пьян, наверное. Потом обязательно вспомнит, не сейчас — алкоголь не способствует. Расслаблению — да, а вот ясности мышления определенно нет.
Нужно выспаться. Радостно уловив эту единственную за весь вечер безусловно разумную и предельно простую мысль, он сразу принял ее к действию. Склонился к подушке и почти сразу вырубился — мозг устал.
Утром позвонил на работу и сказал, чтобы секретарь перенесла две встречи, отменил посещение СИЗо для разговора со свидетелем очередного дела и вызверился в ответ на предъявление от Виктора:
— Сказал, б. ь — заболел?! Значит — заболел.
— Что у тебя случилось? — сразу стал озабоченным голос друга — Вадим не употреблял крепких выражений. А если все же случалось…
— Моя помощь нужна?
— Да, — подумав, ответил Вадим: — скажи — ты знаешь, где хоронили Елену Спивакову?
— Конечно, — сдержанно подтвердил Виктор, — единственная дочь Спивакова-старшего — даже в новостях было, да и наш собственный Спиваков…
— А короче, Витя?
— «Березки». Там у них выкуплен семейный участок.
— Ну вот… — каким-то сонным голосом заключил Вадим, — а теперь хотя бы на сутки все идите на хрен!
— Ты там пьешь, что ли? Кретин! Так что стряслось? Мне подскочить к тебе?
— Не стоит, нет такой надобности, — равнодушно закончил разговор Вадим.
Все задрало. Все резко потеряло смысл. Можно было бы найти его в ненависти к Ксюше, но, как на грех, сегодня и ее не наблюдалось. Остались только безграничная усталость и безразличие ко всему на свете. Ну… и еще, может, сожаление что не трахнул Елену — хоть было бы что вспомнить. Но и оно было каким-то невнятным. Вот посмотреть бы ей в глаза и спросить:
— …..?
А вопрос, кстати, тоже еще следовало обдумать. Да-а…
Машина-такси тоже вызвала непонятное чувство. Но при взгляде на молодого бородатого таксиста оно оформилось, и Вадим раздраженно отвернулся:
— На «Березки». И возле «Магнита» на углу тормозни — нужно.
— Понял.
С коньяком проблем не возникло, а вот с емкостью… стопки продавались только наборами по шесть штук. Пришлось брать все шесть.
Кладбище встретило веселым птичьим щебетом, запахом свежей березовой зелени и быстрого, не затяжного дождя. Этой ночью Вадим даже пару раз вскидывался от громовых раскатов — било, будто по самой голове. И вставало перед глазами: они возле окна втроем — рядом, вместе, семья, а там…! Льет, хлещет, пузырится лужами и гатит, как из пушки, и молнии мелькают, отражаясь в восторженных Янкиных глазах! Зарывался лицом в подушку и засыпал опять…
