отвечает.
Сильнее вжимается в стену и перестает дышать.
– Сейчас оденусь и надаю по шее! Отмывай потом за вами подъезд! Наркоманы недоразвитые!
Вика продолжает молчать.
– Выходи! Я слышу, что ты там!
– Проваливай, – шепчет Вика, зажмурившись.
Она ничего не нарушает, и непонятно, почему она испугалась, но руки продолжают прижимать листы к груди, а внутренний голос повторяет: «Проваливай, проваливай, пожалуйста, уходи».
Мужчина топчется у двери. Он, наверное, заглядывает за угол, но с его ракурса девушку не заметить.
– Поназаводят котов, а потом вышвыривают бедолаг на улицу, идиоты бессердечные, – бурчит мужчина, возвращается в квартиру и закрывает дверь.
В полной тишине звон давит на уши. Вика стучит ногтем по подоконнику, это помогает. Успокаивает.
Она собирает ручки с пола и возвращается к чтению.
«Варианты, конечно, скорее условны, так как не всегда получается контролировать результат.
Но тем не менее могу выделить три основных.
Легкая, я называю ее «местью третьей степени». Это обычно ушиб, вывих, тошнота, неловкая ситуация.
От такой мести удар по твоим близким будет минимален. Если у обидчика при всех лопнут на попе штаны, твой близкий человек окажется в еще более щекотливой ситуации, но ему не будет грозить опасность.
Последствия всегда соизмеримы.
Дальше идет средняя, я называю ее «местью второй степени». Здесь уже посерьезней.
Сюда входят болезни, аварии, кирпич с крыши.
Чаще всего я пользовался именно «второй степенью». Оно и легче в исполнении, и обидчик надолго выходит из строя. Но пользоваться можно, только если ты одиночка.
От «второй степени» твой близкий умрет. Либо, если повезет чуть больше, тяжело заболеет. Думаю, здесь все индивидуально и зависит от конкретного человека и ситуации.
Есть еще одна, самая сильная.
Я называю ее «местью первой степени» или «летальной». Как ты уже догадался, заканчивается она смертью. Взамен твой близкий не просто умрет. Он погибнет в жестоких муках.
Эти, так сказать, данные, я повторюсь, лишь условны. Строятся на моих догадках и коротких пометках Михаила Григорьевича.
Не могу знать наверняка».
Вика записывает все три степени отмщения.
Подписывает, что выбирать один из вариантов можно, научившись контролировать свою злость.
Она опробует каждый пункт из блокнота на себе.
«Сложно объяснить, как выбрать намеренно тот или иной вариант. Это надо почувствовать.
Со временем придет.
Здесь, к сожалению, я тебе не помогу.
Единственное, чтобы тебя хоть как-то утешить, скажу, что я сам лишь спустя большое количество летальных узнал, что можно как-то постараться контролировать тяжесть последствий для обидчика.
Не обязательно, но чаще всего все закончится смертью».
Вика несколько раз перечитывает последнее предложение.
– У меня ничего не получится, – говорит она и ломает в пальцах карандаш. – Что мне делать?
Ее губы дрожат.
Все без толку.
Нет ни души на этой планете, у которой можно спросить совета.
«Сын, трудно такое признавать, но в определенный момент я начал получать удовольствие от проклятия. Не описать словами то блаженство, когда обидчик получает по заслугам.
И не просто получает – ты знаешь наверняка, что это твоих рук дело».
Вика стучит кулаком по страницам.
Выходит, очередной родственник ее ребенка – жестокий убийца. Для него смерть и страдания людей лишь большое количество экспериментов, способ достигнуть своих эгоистических целей.
Она вырывает и комкает лист.
Никогда! Никогда она не расскажет своему ребенку правду о том, кем были его родственники.
«Наступит в автобусе на ногу какой-нибудь неуклюжий пьяница. Стоит только подумать, и он уже валяется без чувств».
Вика выдирает очередную страницу. Очередной бумажный комочек приземляется на пол.
«Проблема только одна.
Если тебе не навредили, проклятие не работает. Не все из тех, кто тебе не нравится, причиняют неудобства. И не всем, кто тебе помешал, ты хочешь отомстить».
– Неудобства? Мразь! Какие же вы мрази!
Вика рвет тетрадь на лоскуты. Слезы льются по щекам. Глаза пробегают по строчкам, а пальцы выдергивают листы.
«Иногда приходится намеренно провоцировать выгодного человека.
Подлость?
Но иначе никак.
Иногда, чтобы получить желаемое, ты вынужден мстить тем, кому не хочется.
После немного мучает совесть, но это недолго.
Это проходит».
Вика закуривает. Вслед за сигаретой она поджигает обрывки тетради.
«Пока ты одинок, можешь ни о чем не беспокоиться.
Но когда твои враги падут лицом в песок и у тебя откроется множество дорог, будь начеку. Ты, словно ледокол, прорубишь свой путь к счастью. Стены рухнут. Ты вцепишься руками в наслаждение.
Вот тут-то и поджидает капкан.
Когда ты добьешься всего, о чем мечтал, у тебя появится новая, бесконечно глупая, запретная цель.
Ты обязательно захочешь с кем-то поделиться своим счастьем.
Не вздумай».
Вика поворачивает горящий дневник, чтобы огонь равномерно распространился.
Она не сможет научить жестокости своего ребенка.
Нет.
Она смахивает рукой со щеки слезу.
«Как только ты найдешь такого человека, попадешь в настоящий ад. Месть перестанет приносить удовольствие. Ведь твой близкий человек начнет страдать.
С этим невозможно бороться. Ни один человек не способен контролировать себя настолько, чтобы не испытывать злость. Можно научиться скрывать. Можно правдоподобно улыбаться, когда тебя оскорбляют. Но искренне? По-настоящему?
Только сумасшедший справится.
И запомни!
Все изменится, когда ты полюбишь.
Даже питомца не смей заводить. Идею приютить кошку или собаку сразу отбрось.
Животные хорошо чувствуют проклятие».
Вот, значит, почему ее любимец Шамп так себя ведет. Он чувствует. Идиотское проклятие на него действует.
«Запомни.
Любая нежность под запретом.
Те, к кому ты испытываешь теплые чувства, неизбежно пострадают. В конечном итоге они умрут из-за тебя. И ты станешь еще более жестоким.
Все усложнится».
Огонь съедает последние строчки, но Вика знает, что там написано. Они впечатались в сознание. Она мельком заметила, но мозг успел их прочесть.
«Самое гуманное и правильное. Сразу. Убить. Убить себя. В любом случае закончится все печально».
Трясущимися руками Вика распахивает окно.
Вика перегибается через подоконник, свисает и смотрит вниз. Она рассматривает старую кладку кирпичной стены. Гладит рукой неровный фасад.
Девушка старается надышаться.
Она втягивает носом холодный воздух. Закрывает глаза. Старается успокоиться. Старается побороть спазм.
Свежий воздух помогает, но не избавляет полностью от подступающей тошноты.
«Прыгай вниз, – звучит чей-то незнакомый голос у нее в голове. Голос просит, голос приказывает ей: – Прыгай».
Навязчивый голос сеет идею. Проклятая идея соблазняет. Идея запросто избавиться от удушающей боли, раздирающей тело изнутри, закрадывается в душу, пробирается от мозга по спине вниз. Скребется под кожей, заставляет поднять ногу и поставить ее на край.
«Прыгай вниз. Тебе сразу станет легче».
Вика послушно садится и свешивает ноги из окна девятого этажа.
Глаза у нее закрыты.
Свист в ушах успокаивает.
Голос все говорит и
