понял, что его ложе, укрытое шелковым балдахином, вовсе не пустовало.
Журчащий, словно ручеек, игривый смех разнесся по комнате.
— Его величество так боится слабой девушки? Неужели я страшнее агарян?
Полупрозрачные накидки раздвинулись и стройная ножка, с золотым браслетом, украшенным мелкими рубинами, ступила на постеленный на полу персидский ковер. Вслед за ногой появилась и сама девушка — та самая танцовщица, которой Михаил любовался сегодня на ипподроме. От нее исходил тонкий запах духов и индийских благовоний, нежную грудь покрывали румяна, а пухлые губы — алая помада. Черные волосы перевивали жемчужные нити и шелковые ленты, составлявшие ее единственное одеяние, если не считать браслетов и рубинового ожерелья меж полных грудей.
— Надеюсь, басилевс простит мне эту дерзость? — в притворном испуге она бросила взгляд на Михаила взгляд из под длинных ресниц, — оказаться без спросу, в его покоях. Ваши стражники не виноваты, честное слово, я сама...
— Как тебя зовут? — через силу усмехнулся Михаил, подходя ближе и наслаждаясь чистым благоуханием исходящим от девичьего тела. Со столика из слоновой кости он взял золотой кувшин с вином и наполнил им два кубка, протягивая один из них девушке.
— Меня зовут Рашми, ваше величество, — еще один лукавый взгляд из-под черных ресниц, — я родом из Индии.
— Это ведь очень далеко, — вскинул бровь басилевс, — как ты попала в Город?
— Я была совсем маленькой, когда халиф послал меня в дар эмиру Тарса, — объяснила Рашми, — а на следующий год басилевс Константин взял город штурмом и я попала ко двору, где и стала императорской танцовщицей. И хотя мне так и не довелось отблагодарить вашего отца, как подобает хорошей подданной, я с большой радостью стану служить его сыну.
Она отпила из кубка и, поставив его на стол, шагнула к Михаилу, залившемуся алой краской, когда девушка подошла так близко, что ее обнаженные соски почти коснулись груди юноши. Нежные губы коснулись губ молодого человека, кровь отчаянно застучала в его висках, в голове помутилось от нежного аромата и Михаил, жадно припал к губам Рашми, торопливо срывая с себя одежды. Маленькие ручки умело помогли юноше разоблачиться и Михаил содрогнулся от пронзившего его острого наслаждения, когда тонкие пальцы сомкнулись на его восставшей плоти. Не выпуская из рук мужскую гордость императора, она повлекла его на ложе, грациозно откидываясь на спину, раздвигая ноги и впуская мужчину в себя. Громкий стон сорвался с ее губ, когда стоявший колом член вошел во влажное лоно и Рашми, сомкнув ноги на талии юноши, рывком подтянула его к себе. Спустя миг два молодых обнаженных тела уже ритмично двигались на смятом ложе, сплетаясь в древнем как мир танце любви. Громкие стоны разносились по всей комнате, вырываясь и за стены покоев, разносясь по коридорам дворца. Дежурившие у дверей германские стражники обменивались понимающими ухмылками и одобрительными жестами, пока великий император ромеев с неумелым юношеским пылом любил свою первую женщину.
Мертвые не врут
— Не о чем больше говорить! Чужаки должны умереть!
Выкрикнув это смуглый плотный мужчина в золоченом панцире с двумя серебряными бляхами в виде барсов и плаще из алой парчи, — уселся посреди шатра, как бы невзначай заняв то самое место, что еще вчера занимал Альмош. Сам же кенде мадьяр тоже присутствовал в шатре — лежащим на расстеленной лошадиной шкуре, уставившись вверх застывшими глазами. На его горле зияла широкая рана: мощный удар почти отделил от тела Альмоша его голову, что держалась на тонкой полоске кожи. Подобный удар можно было нанести только очень острым и большим клинком — и поэтому взоры всех присутствующих в шатре красноречиво устремлялись на длинный меч с черным отливом на лезвии, лежавший посреди шатра. Еще день назад этот меч висел на поясе молодого Ярополка, когда он во главе аварского посольства въезжал в мадьярское становище. Сейчас же сам Ярополк вместе с Кувером стояли на коленях посреди шатра, со связанными за спиной руками. Над ними стояли два рослых мадьяра держа над шеями пленников остро наточенные сабли.
Их взяли под стражу еще утром — сквозь сон Ярополк услышал гневные крики и ожесточенный спор, за стенами шатра, что предоставил Альмош своим гостям. Высунувшись наружу, молодой воин поразился тому, сколько мадьяр, иудеев и славян, вооруженных до зубов, плотным кольцом обступили шатер.
— В чем дело!? — крикнул Ярополк, с трудом перекрикивая раздающиеся отовсюду бессвязные оскорбления и угрозы, — что вам нужно?!
— Убийца!!! — выкрикнул ему прямо в лицо пожилой мадьяр, с двумя тонкими косами на бритой голове, — да будет проклят твой род!
— Что?! — ошарашенно переспросил славянин, но мадьяр вместо ответа просто плюнул ему в лицо. Ярополк схватился за меч, но его оскорбитель уже проворно нырнул в толпу, а на его месте возникло с десяток вопящих мужчин, с искаженными от ненависти лицами, размахивающими
