ее удивлению, не стал ворчать уж слишком сильно. Пожал плечами и коротко ответил:
— Я же говорил, что нас раскроют. Ладно, это все равно бы случилось. Надеюсь, у него действительно хватит мозгов не болтать.
А потом почти одновременно произошли две вещи — лекарь радостно воскликнул: «Да это не вывих совсем, просто жилы растянуты! Тут только повязку наложить потуже…», а дверь дома тихо приоткрылась и в щели показалась чья-то голова. Не успела Леу испугаться, как посланник Высокого Престола схватил незваного гостя, втащил его внутрь и приставил к горлу острие меча.
Человек пискнул. Маленький и пухлый, с обвисшими щеками и залысинами, он испуганно впился круглыми глазами в лицо Каэрдена. Несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, потом наконец выдавил тонким голосом:
— Да что ж вы так сразу с мечом на людей кидаетесь, господин? Я ж без оружия, один пришел. Думал, может помогу чем…
— Господин эльф, это староста наш, Лиам, — тревожно окликнул лекарь, не отрываясь от работы. — Вы бы отпустили его, а? Он человек хороший, мухи не обидит.
Леу поспешно перевела их слова Каэрдену. Тот окинул старосту подозрительным взглядом, но клинок убрал. Пухлый Лиам отлип от стены, перевел дух, прижимая руку к груди,
— Что ему нужно?
— Зачем ты пришел? — снова перевела она.
Староста быстро пробежал глазами по полутемной комнате, снова надул щеки, словно никак не мог отдышаться.
— Эльфы, — сказал он. — Ох, точно конец света близок. Сначала замятня эта в городе, теперь вы вот…
— Что тебе нужно? — повторила Леу.
— Вы не бойтесь, миледи, — сказал староста и утер выступивший на лбу пот. — Никто вас не выдаст. Рез эти изверги, венардийцы эти, на вас зуб имеют, значит, у нас с вами враг общий.
— Враг?
Лиам сцепил ладони на груди.
— Ой, миледи, да кто ж они, как не враг нам? Жили себе при старой королеве и жили, а как пришли эти с этой своей золотой курицей на пузе… Что ни год, оброк увеличивают. С прошлого месяца вот запретили по ночам из домов выходить. То всю деревню вверх дном перевернут, синих монахов ищут, то солдат на постой определяют — они-де вольных братьев по лесам ловят, а ты их корми! Тьфу на них! А утром вот, утром-то, миледи, Тиган из города приехал. Еле вырвался! Говорит, солдаты как с ума посходили, стали на мирных людей на улицах нападать. Кучу народа перебили, дома пожгли… до того озверели, говорит, что некоторые, ну, из наших, которые раньше в королевском войске служили, а потом в венардийское записались, оружие побросали и приказы выполнять отказались. А их, значит…
— Так зачем ты пришел? — в третий раз спросила Леу.
— Ох, миледи, — прошептал староста, еще сильней округлив глаза. — Вы не гневайтесь только… сынишка сейчас домой прибежал, говорит, встретил сейчас девицу краше солнца, глаз не оторвать. Говорит, за то, что показал дорогу к дому Серласа, она ему золотую монету дала. А на самой одежда — вы не обижайтесь, опять же, его слова, не мои — лохмотья лохмотьями. И спутники ее, говорит, тоже в рванье какое-то одеты. Я вот и подумал, может, чем-нибудь помочь смогу? Теплой одеждой, может, или еще чем, зима ведь близко, замерзните совсем. Или вот опять же едой могу подсобить, и возьму недорого, каких-то два солнца за все про все. Или серебром, если есть…
Леу перевела его слова Каэрдену, выслушала его ответ, снова обернулась к старосте.
— Хорошо. Мы возьмем и то, и другое. Что за еда?
— Все самое лучшее, миледи! — просияв, воскликнул тот. — У нас, слава небу, деревня не из бедных. Хлеб есть, недавно только из печи, теплый еще, окорок есть — сам свинью откармливал, пальчики оближите. Яблочки еще — в начале осени засушить успели, ну и по мелочи там — орехи, ягоды, все прочее. Ну и выпить…
Тут он хлопнул себя по лбу.
— Ох, точно! Выпить же! Серлас, дубина! Ты почему дорогим гостям питья не поднес?
Лекарь, который возился с пальцами Мартина (тот кривился от боли, кусал губы, но терпел), вскинул голову:
— Что?
— Выпить миледи с друзьями дай, олух! Они, наверное, с дороги устали. Настойку свою, ту, что ты нам с Джейми третьего дня наливал, достань и угости их! А я пока метнусь, соберу дорогим гостям одежду и съестное…
— Настойку? — растерянно переспросил лекарь.
— Ну да. Помнишь, мы с Джейми зашли, ты ему и поднес. Вспомнил? Ну так и не сиди, доставай кружки!
Староста нетерпеливо взмахнул руками и чуть ли не выбежал вон. Серлас ошалело посмотрел ему вслед и снова склонился над столом.
— Вот так, почти закончил, — бурчал он еле слышно. — Ещё потерпите… Совсем немного… Вот, юноша, мазь я нанес, пальцы забинтовал — должно помочь. Я вам еще с собой дам, в дороге мазать, значит. Седьмины через три все заживет, как и не было ничего… да… так что… настойка, да? Ага, сейчас…
Он поднялся со скамейки, исчез в соседней комнатушке, маленькой и совсем темной, и вскоре вернулся с тремя глиняными кружками. С поклоном протянул их гостям — Леу, Каэрдену, и, вернувшись к столу, Мартину.
— Угощайтесь, господа, угощайтесь…
Леу поднесла кружку к губам. В нос пахнуло незнакомыми травами, чем-то терпким и горьковатым. Она сделала маленький глоток, и…
— Не пейте!
Леу проглотила совсем немного, остальное успела выплюнуть, но этого хватило. По телу пробежали мурашки, кончики пальцев кольнуло, закружилась голова. Она растерянно заморгала, глядя, как Мартин вскакивает из-за стола, и кидается к знахарю, как Каэрден опирается о стену и мотает головой, другой рукой пытается нащупать рукоять меча.
— Простите, неба ради, простите! — заверещал Серлас, когда Мартин схватил его за грудки. — Не убивайте! Я же по по своей воле, я не хотел! Это староста, староста все!
— Что ты нам налил⁈
