Меня заинтересовала эта история с тронами, и Суинни рассказал подробнее. Оказывается, кто, как и когда зачаровал эти самые волшебные стулья, давно уже не помнили, считалось так было всегда. Если верить старым легендам, сделаны они были из огромных кусков кварца, причем все шесть вроде бы разного цвета. Четыре стоят на одном уровне, два — на несколько ступеней выше. Такая политическая география объяснялась просто. У данов на тот момент была интересная система власти — дуумвират, главы кланов камня и воздуха вместе возглавляли Великий Совет со всеми полномочиями правителя, который оказывался как бы един в двух лицах. Но и остальные скариэ имели право совещательного голоса. Причем, если четыре «советника» объединялись, они могли наложить вето даже на решение обоих нессов, как эта должность звучала на данаари. Но лишь в том случае, если объединялись именно все четверо, и никак иначе. «Вот только те случаи были, наверное, крайне редки, — ехидно подумала я, прикинув, каких масштабов должна была достигать грызня четырех равных во всем глав кланов в борьбе за власть и привилегии для своих родов. Не думаю, что даны в этом так уж сильно отличались от людей».
И еще, если опять же верить тем легендам, на двух Высоких Тронах, что принадлежали хрустальным и воздушным, остались лежать их венцы, а четыре остальных погибли вместе с хозяевами в той самой всеобщей катастрофе. Здесь тоже была интересная история. Дело в том, что изначально право на короны имели только нессы, но путем сложных интриг заполучили их и остальные скариэ. Подробности теряются во мраке лет и войн, но точно известно, что решение выдать им эти цацки было принято совсем незадолго до заварухи, а сами венцы четыре младших клана получили чуть ли не накануне ее. И вопреки обычаям не стали снимать, уходя из зала для участия в том самом роковом обряде. Может, просто не смогли расстаться со столь желанной игрушкой? А вот главы старших кланов как раз сняли — из чувства протеста, не иначе, и бросили их на сиденья своих тронов, с которыми те и исчезли. И вероятно целы до сих пор, только совершенно недоступны.
Укладывая в голове эти занимательные подробности, я вдруг поймала себя на интересной мысли. И немедленно уточнила ее правильность у Суинни. Оказалось — не ошиблась. Главой теперешнего Большого Совета, урезанного варианта Великого, и единственным оставшимся теперь нессом был Вессаэль. Вот откуда взялся этот «сьеррин»!
Теперь все встало на свои места и обрело некоторую ясность. По всему выходило, что реальную власть он мог получить лишь в случае возвращения Великого Совета, то есть шестого клана. И понятно стало, чего он так носится со своим пророчеством и идеей о последнем представителе хрустальных в лице меня. Для него это было единственной возможностью реализовать свой виртуальный титул, поскольку скариэ младших кланов наверняка четко следили, чтобы этого не случилось. В том числе используя формальный повод с отсутствием главы хрустальных. Нет его — нет и Великого Совета. И, соответственно, нет никаких нессов, есть только скариэ пяти равных кланов. Равных во всем!
А ведь я, похоже, влезла в серьезную интригу, сама того не желая: очень уж хорошо все укладывалось в эту гипотезу, подтверждая ее правоту. Кроме, пожалуй, обещания никому ничего не говорить, которое Вессаэль с меня стряс. По идее-то он, напротив, должен был немедленно осчастливить всех вестью о находке последнего хрустального… Или такой козырь приберегался до некого определенного момента? Не знаю. Слишком мало еще данных, чтобы иметь по этому поводу обоснованное мнение. И потому я пока решила оставить все как есть, то бишь, обещание свое сдержать.
Для этого появился и еще один повод — реакция младших глав на мое появление в таком качестве, действительно, могла оказаться, как сьеррин и предупреждал, весьма непредсказуемой. Точнее наоборот — вполне предсказуемой и несовместимой с жизнью. Моей, разумеется. Или я сгущала краски? В общем, время покажет.
Решив, что пора бы от греха сменить эту скользкую тему, я спросила у Суинни:
— Слушай, ты же бард, да? Значит, у тебя должны быть собственные, тобой написанные песни? Правильно?
— Конечно, — улыбнулся он, — хочешь послушать?
— Конечно, — попала я ему в тон.
И Суинни убежал за инструментом, найденном в убежище. Так я впервые увидела аривеллу — странную помесь арфы и гуслей, которую очень любили даны. За нежный и сильный звук, прекрасно сочетающийся с голосом. Но играть на ней было, похоже, неимоверно сложно, техника требовалась просто мастерская. У Суинни она была — его тонкие пальцы так и мелькали по двум десяткам струн, иногда просто смазываясь от скорости, с которой он их перебирал, как клинки Тавеля во время боя. И песня его снова оказалась совершенством во всех возможных смыслах этого слова. Не зря, совсем не зря, он считался лучшим бардом на островах.
Только вот опять, как и тогда в лесу, я отчетливо чувствовала, что поет он не для меня. Образ той, другой, стал настолько четким, что казалось, я смогла бы узнать ее, если встречу. И конечно же она была прекрасной даной. Именно прекрасной, а не просто красивой. Лишь такая и подходила барду…
Когда отзвенел последний аккорд, я неожиданно для себя спросила:
— Слушай, а почему ты не признаешься ей в любви? Ну, той, для которой поешь? — И опустила наконец взгляд, до этого мечтательно бродивший где-то в районе потолка.
Н-да, вид охреневших данов определенно переставал меня развлекать. Скорее наоборот. Пусть бы уж побыстрее привыкали, что ли?
— Откуда ты?.. Кто мог тебе сказать? — в голосе Суинни было безмерное удивление.
— Никто. Я это просто вижу. Наверное, оно как-то связано с моим даром… Но я еще и сама не совсем разобралась. — Пора было вернуть разговор в занимавшее меня русло. — Так почему ты все-таки согласился на эту дурацкую роль… э-э… осеменителя, вместо того, чтобы признаться ей и жить вместе долго и счастливо?
— Ты не поймешь! — бард окончательно растерял душевное равновесие, а потому не послал меня далеко и надолго, а вдруг разоткровенничался. — У меня нет ни единого шанса! Я ее просто недостоин.
Теперь настала моя очередь охреневать: никак не ожидала я подобного от дана, прожившего чуть ли не в три раза больше моего. Как ребенок, честное слово. Или это все влюбленные так глупеют?
— Слушай, бард, а ты давно в зеркало-то смотрел? — Я старалась выглядеть абсолютно серьезной. Нет, правда очень старалась. — Так пойди, глянь. Может, мозги на место встанут.
Но только он на мои подначки вообще не реагировал, лишь сидел и пялился куда-то в угол с очень странным выражением лица. И до меня, наконец, дошло — ему сейчас по-настоящему худо:
— Есть еще причины. Ты не поймешь. Пока, по крайней мере. — Голос барда был глухим и каким-то плоским, что ли? Ну точно — как фанера. — И прошу, никому никогда не говори об этом.
— Разумеется, это ж твое дело.
— Я и на поиски эти согласился лишь затем, чтобы никто ничего не понял.
— А знаешь, — стоило все-таки сделать еще одну попытку и зайти на проблему с другой стороны, — я ведь чем-то там «видела» вас вместе, когда ты пел. Вместе, понимаешь? Поверь мне как специалисту с даром по связям, явным и скрытым. Может, все не так безнадежно?
