может, я еще пару глоточков сделаю? Что-то меня все еще потряхивает.
— А не развезет тебя? Тебе сейчас надо будет адекватно выглядеть — менты ведь не совсем дураки, если сейчас вдруг в астрал уйдешь, могут и прицепиться. Нам это надо? А ты уже, наверное, граммов сто выпил.
— Кой черт, развезет! Мне эти сто граммов как вода зашли, ни в одном глазу. Руки трясутся — во! — Он вытянул перед собой ладони. Пальцы действительно заметно подрагивали.
Валентина бросила короткий взгляд и поморщилась:
— Да сними ты уже эти перчатки! Или ты в офисе собираешься в них щеголять? Так у меня для тебя новость: ковидные ограничения отменены, ношение масок и перчаток давно не является обязательным.
— Вот как тебе удается быть такой… выдержанной? Меня всего колотит, а ты — как ни в чем… Знаешь, мне показалось, что Борька в последний момент что-то почувствовал. Он как-то дернулся, и лицо такое стало… нет, не лицо, а взгляд. Взгляд, кажется, успел измениться.
— Не надо об этом думать, Игорь. Заметил, не заметил, почувствовал или не почувствовал, какая теперь разница? А я… ты же знаешь, я не каменная, и Борьку мне жалко. Но что было делать? Я защищаю своего ребенка. И ради его благополучия я на все готова. А ты действительно выпей еще. В конце концов, скажу, что пока ты меня в налоговой ждал, встретил старого приятеля и нажрался с ним. Поору на тебя нашим на радость и отправлю домой на такси отсыпаться. Так, пожалуй, даже лучше будет. Если менты сегодня в офис заявятся…
— Да, лучше я с ними завтра поговорю, — он отвинтил пробку и снова сделал несколько глотков из горлышка, шумно выдохнул, вытер ладонью губы, — только лучше не приятеля встретил — это же врать придется много: кто, откуда, где пили… лучше скажу, что у меня зуб разболелся, вот я и полечился.
— Хорошо. Ты прав, чем меньше вранья, тем лучше. Нам и так придется, как по минному полю… и телефон еще успеть вернуть на место. Черт, почему в кино у всяких преступников все получается так легко?
— В кино их сыщики всегда ловят, — указал на очевидное Игорь, но жена только отмахнулась:
— Их ловят потому, что сценаристы заранее все расклады знают. А так — даже хваленый Шерлок Холмс со своей дедукцией ничего не смог бы сделать. Ну, сам подумай, он на следы посмотрел, посидел, трубочку выкурил и оп-па, пожалте бриться! Преступник — дворецкий!
— Ну, у Холмса как раз я не помню преступника-дворецкого. — Игорь всегда считал себя человеком справедливым, а когда выпивал, его любовь к справедливости увеличивалась. — И насчет дедуктивного метода ты не права, что-то в нем все-таки есть. Хотя читал я воспоминания одного сыщика, реального, так он сказал, что все преступления, ну, кроме очевидной простой бытовухи, раскрываются по доносам. То есть менты сами никого найти не могут, поэтому они каждый свору стукачей держат. Стукачи сдают преступников, а ментам остается только доказательства собрать. — Он немного помолчал и добавил, не скрывая удовлетворения: — А нас ни один стукач не раскроет — наших планов никто не знал, а сами мы болтать не собираемся… но, если честно, все равно страшновато. План-то у нас хороший, а вдруг что не так пойдет?
— Да что тут может пойти не так? Это же как раз чистая бытовуха. Сейчас менты Нинку прямо над телом возьмут, она в жизни не отмажется от убийства! У нее же мотив просто большими буквами на лбу пропечатан: брошенная любовница, непризнанный сын, а тут является негодяй, который ей жизнь испортил! Понятно, что она на шею ему не кинулась. А там слово за слово, поругалась с ним и на нервах схватилась за топорик.
— М-да. Что-то и жалко Нинку… она ведь вообще ни при чем.
— А мне не жаль. Нечего было подолом трясти перед мужиком, который на тебе жениться не собирается, и нечего было рожать, когда тебя четко на аборт послали. Если бы не она, и Борис жив был бы, и мы бы во все это дерьмо не влезли. И потом, что ее так уж жалеть? Ну будет она не дома платьица клиенткам на машинке строчить, а в колонии рукавицы рабочие, и что? Большая разница?
— Вообще-то, если вдуматься, разница есть. — Игорь, уже не спрашивая, сделал пару глотков. — Уфф, похоже, начинает отпускать. Да черт с ней, с Нинкой, сто лет мы про нее не вспоминали и еще столько же не помнить бы. Так нет же, вылезла… сама виновата.
Нина выскочила из дома и побежала к перекрестку. Хорошо, что ради Бориса была в туфельках (на удобном низком каблучке — шпильки она не носила), а то ведь босиком рванула бы. Неизвестная женщина, обнадежив — Павлик жив, и напугав — возможно, что-то с позвоночником, как-то резко, на полуслове, отключилась, но Нина не обратила на это внимания, старательно высматривая толпу, которая непременно должна была собраться на месте аварии. Странно — людей было много, но все шли, не задерживаясь, никто не останавливался, не махал руками, машины тоже ехали по дороге, не притормаживая… беспомощного мальчика, лежащего на обочине, тоже нигде не было видно, а ведь Нина почти добежала до перекрестка! Она остановилась, растерянно покрутила головой: ни Павлика, ни следов какой бы то ни было аварии… Неужели это чей-то глупый и жестокий розыгрыш? Но кому и зачем такое могло понадобиться? И главное, если Павлика здесь нет, то где же он тогда?
Нина хлопнула себя ладонью по лбу — ну что же это такое, с перепугу мозги совсем отключились! Конечно, Павлика здесь нет, с чего бы ему вообще понадобился этот перекресток, когда он сейчас у Аси Семеновны и наверняка играет с Никитой в какую-нибудь новую особо продвинутую игру! Трясущимися пальцами, не сразу попав на нужную строчку, Нина ткнула пальцем в номер Аси Семеновны.
— Алеу, — сразу откликнулась та. — Что-то ты рано звонишь, мы тебя еще не ждем. Или общение с Борисом прошло в ускоренном режиме и ты его выставила?
— С Борисом? Ох, Борис же еще! Нет, мы еще… в смысле он еще у меня. Ася Семеновна, а Павлик… с ним все в порядке? Где он?
— Ну, если ему не станет плохо после десятка булочек с маком, которые он уплел за обедом, то все в порядке. Сейчас они с Никитой за компом сидят. А чего ты вдруг забеспокоилась?
— Да так, подумалось… Ася Семеновна, я потом все объясню, спасибо большое, я побежала!
— Куда
