снял номер в гостинице. Ему позвонил продюсер Жданов, выразил соболезнования по поводу скандала и поторопил со сценарием. Решетников обещал прислать первые части следующим утром. Ему необходимо было как-то осмыслить весь свалившийся на него и на его семью ад. Теперь, по крайней мере, было ясно, кто и почему за всем этим стоит. Но легче не становилось: Рудов – опасный враг, это Решетников понимал хорошо. Но и сдаваться он тоже не собирался. Выход из положения напрашивался сам собой – Красовская. Решетников снова отправился к ней.
– Мы должны во всем признаться, – сказал Петр, когда она впустила его в квартиру.
– В чем признаться?
– Во всем. В нашей порочной связи: в первую очередь.
Красовская вспыхнула:
– Но не было никакой связи!
– Да. Но публика жаждет раскаяния, у меня сегодня телефон раскалывался от звонков с просьбой прокомментировать. И когда я говорил, что комментировать нечего, это неправда, никто этому не верил. Философия такая – если все думают, что событие было, хоть его и не было, – оно было. Надо подтвердить, и все, ажиотаж уйдет. Покаемся и начнем разбираться со своими жизнями.
– А как же Саша?
– Ему мы скажем правду. Он поймет, не сразу, но поймет. Мир жесток, груб, невоспитан. Двойные стандарты, это довольно увлекательно.
– Сегодня мой новый начальник пригласил меня в ресторан. Поужинать. И я поняла, что даже не поем. Я отказалась. Он был так удивлен. У меня волчий билет, понимаете? Педагог-стриптизер, я уже интернет-мем, понимаете? И я не могу просто так вот взять и сознаться в том, чего не было.
– Наши дела действительно очень плохи. Как будто Рок. Может, действительно есть Бог? Или Боги? И они как-то обиделись, прогневались?
Красовская внимательно смотрела на Решетникова. За все время общения она впервые видела его таким. Обычный шутливо-небрежный тон исчез, в голосе слышались тоска и отчаяние:
– Я весь день думал, как можно было бы все уладить. Это единственный шанс. Наши люди любят покаяние, особенно публичное. Посыпать голову пеплом – вот что нам нужно. И я сейчас думаю о тебе, а не о себе.
– Конечно, у вас все хорошо.
– Да, семьи у меня больше нет, – Решетников невесело усмехнулся, – но я смогу работать под псевдонимом, а ты? Буду, например, Михаилом Енотовым, почему нет? Даже актера найму, будет ходить вместо меня на встречи, я выкручусь, ты – нет. Тебя будут принимать за стиптизершу, не больше. Так что тебе либо в политику, либо… Скажешь, что через Сашу хотела подобраться ко мне, потому что любила безумно, можно сказать, с самого детства…
Глаза Красовской загорелись яростью.
– Любить такого подлеца… – Она отвесила Решетникову звонкую пощечину.
Решетников схватил ее за руку, вдруг притянул к себе и поцеловал. Анна, охваченная внезапным страстным порывом, ответила на поцелуй и обняла Решетникова. Спустя минуту они уже занимались безумным сексом, не замечая, как с кухонного стола разлетается посуда.
Ночью Решетников снова уснул за ноутбуком. И опять общался с Достоевским. Гений на этот раз был настроен дружелюбно.
– Федор Михайлович, меня прокляли?
– Чушь. Пиши, не трать время на сон. Ты же и сам чувствуешь, что получается что-то настоящее.
– Разбудите меня, – попросил Петр.
– Я не могу тебя ущипнуть.
– Нужно успеть написать как можно больше, Жданову надо показать утром, ему понравится.
– В жопу Жданова, – отрезал Достоевский.
– Там занято – там я, – невесело усмехнулся Решетников.
– Наконец-то освободилось место. Пиши, говнодел, докажи этому жалкому миру, что ты настоящий.
Его разбудил телефон – звонила жена.
– В общем, вышли наши фотографии, – сказала Ольга.
Решетников помолчал, переваривая услышанное:
– Как Саша?
– Решетников, я не знаю, было у вас что-то с этой училкой или не было. Но ты должен привезти ее к нам и чтобы она убедила Сашу, что ничего не было, и пусть они живут вместе.
Решетников позвонил Анне и попросил ее приехать. К его удивлению, она согласилась. Но повела она себя совсем не так, как они с Ольгой ожидали.
Ольга сразу повела ее в комнату Саши и хотела оставить их наедине, но Анна воспротивилась:
– Не уходите. Я думаю, это все должны услышать. Все.
– Саша, я понимаю, что тебе больно, ты чувствуешь себя обманутым, преданным, но, пожалуйста, выслушай. Я должна сказать правду, ты должен поверить… хотя поверить или нет, тоже твое право.
Саша выжидательно смотрел на Анну.
– Я изменила тебе с твоим отцом. Думаю, горькая правда лучше, чем изящное вранье.
Все онемели. Красовская, резко развернувшись, вышла из квартиры.
Решетников вернулся в свой гостиничный номер и хорошенько напился, стремясь хоть на несколько часов позабыть о жуткой круговерти, которая все сильнее и страшнее засасывала его и всех дорогих ему людей.
Он уже не удивился, обнаружив себя за игровым столом с картами в руках.
– Это мое место, сынок, – сказал Достоевский, приблизившись.
– Идите в жопу, папа.
Достоевский проигнорировал грубый ответ и присел рядом.
– Аккуратно с игрой, затянет, и наяву начнешь играть.
– Не волнуйтесь, Федор Михайлович, казино у нас закрыли, так что негде играть.
– Нет. Нельзя было закрывать. Много храмов – много казино. Потому что человек должен уметь падать и подниматься. Русская душа, она закаляется на этой суровой территории с рождения. Русский человек корячится два часа в фитнесе, чтобы сразу после позволить себе пить и есть без меры. Помог организму – можно и зафигачить его теперь. Сходил в казино, проиграл ли, выиграл – все одно грех. А потом зашел в церковь и как-то легче на душе. Будто не просовал в автоматы, играя в «компот», машину и квартиру. Раскаялся. Раскаяние – вот что нужно человеку, а чтобы раскаяться, нужно падать, кому-то больше, кому-то меньше.
– Как мудро, и никакой морали. Классик, а почему у вас нимба над головой нет? Не выдали еще?
– А ты, Петр, лишал своих клиентов этого самого главного – раскаяния. Совершил человек преступление – понеси наказание. А ты не давал этому осуществиться.
– Я людям карму рихтовал.
– Ты хотел отменить механизм воздаяния. Это уже серьезно.
– Что-то в десяти заповедях ничего про это не написано.
– Твои клиенты должны были понести наказания за свои преступления, а ты им не дал. Они должны были раскаяться, а как они могут прийти к раскаянию, когда ты им все так устроил?
– А может, тогда и антибиотики отменить, а от рака только пост и молитва, да?
– Ну, тут либо потоп, либо…
– Правильно я понимаю, что небесам неугодно мое хобби?
– Человек должен быть уверен в одном, что за каждое преступление будет наказание. Лучше понести наказание здесь, там уже
