отличие от меня и моей подруги, знают какой-то секрет, как приходить в себя после десятка шотов и ночи в клубе.
— Ошибся номером? — спрашиваю, привалившись плечом к стене.
— Смешно. Нужно встретиться и поговорить.
Мне не смешно. Он звонит мне первый раз в жизни. Его голос, искаженный динамиком, до мурашек близкий и знакомый, но серьезность его тона меня пугает. Если он проспался и сейчас предложит все забыть, то я этого не переживу.
— О чем?
— О важном.
— Градский, — шиплю яростно. — Если у тебя совесть проснулась, засунь ее себе в…
— Тс-с-с… выбирай выражения, малыш… — говорит с хрипотцой.
Сглотнув, я закусываю костяшку пальца. Сердце дергается, и я не издаю ни звука, чувствуя, что начинаю потеть.
— Где ты? — спрашивает Влад.
— В своей квартире.
— Адрес?
— Ты едешь ко мне? Сейчас?!
У меня мокнут ладони, а тушь под глазами начинает чесаться.
— Буду ждать тебя на парковке. Примерно… — прикидывает он. — Через тридцать минут…
Я опять торможу с ответом, но он ему и не требуется. Градский просто кладет трубку, оставляя меня, как заведенную игрушку, посреди ванной с пониманием, что в ближайшие полчаса мне нужно избавиться от брата и от подруги, успеть привести себя в порядок и не подохнуть от фонтана эндорфинов, которые захватили мою кровь…
Глава 21
Синий “БМВ” вплывает во двор моего дома одновременно с тем, как я выхожу на тротуар для пешеходов. В тонированных окнах отражаются фасады зданий вокруг и облака. Солнце нещадно припекает мои плечи под волосами. Я не досушила их, у меня не хватило терпения. Мои волосы немного сырые и тяжелые.
Не дожидаясь каких-то команд, я оббегаю капот и оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться — здесь нет машины Андрея. Ее здесь быть не должно. Они с Крис уехали пятнадцать минут назад, оставив меня “подыхать в обнимку с унитазом”. Я наврала брату и подруге, и сделала это довольно хладнокровно, хотя в целом находилась как в тумане. Он развеивается только тогда, когда сажусь в машину и нос заполняют знакомые запахи. Все становится реальным. Этот день и Влад, сидящий за рулем.
Его поза расслабленная. Раскрытая ладонь тыльной стороной вверх лежит на бедре. На ней отчетливо выделяются жилы и вены, и она прижимает к бедру скомканную белую бейсболку.
На Градском футболка, клетчатая рубашка и свободные шорты. Все так и есть. Он заросший щетиной, но бодрый и отдохнувший, даже его завивающиеся на концах волосы лежат на голове в идеальном порядке, а лаза он прячет за стеклами солнечных очков, и я чувствую, как эти глаза смотря на меня через стекла.
Мне нравится эта пауза.
Пока он молчит, я могу изучать каждую знакомую деталь его сильного гибкого силуэта и контуры его губ, окруженных этой темной утренней щетиной. Она ему идет. Его губы кажутся ярче. Хотеть его губы для меня естественно. Это что-то абсолютно здоровое и естественное, что-то, с чем я научилась сосуществовать давным-давно. Желание, которое становится только острее от того, что его нельзя удовлетворить, но я знаю, если это случится, мне будет мало.
Влад отнимает от руля руку и ерошит ею свои волосы, после чего поднимает вторую руку и бросает мне на колени ту самую бейсболку, которая лежала на его бедре.
На ней эмблема какой-то коммерческой фирмы и ее название на английском.
— Что это? — спрашиваю, вертя бейсболку в руках.
— Белый флаг, — отвечает Градский, испустив долгий выдох.
Мои пальцы сжимают козырек, и я смотрю на Влада, повернув голову.
— Что? — переспрашиваю, не совсем понимая ход его изощренных мыслей.
— Белый флаг, — повторяет он.
— Как?.. — откашливаюсь. — Как знак примирения?
— Нет, Арина. — Его пятка стучит по полу в так тихой музыке, льющийся из колонок. — Как знак моей капитуляции, но с некоторыми условиями.
Мое сердцебиение набирает обороты, холодный воздух салона чуть остужает разыгравшийся под кожей пожар.
Я не думаю. Я уже решила, что с ним мне лучше не думать, иначе голова лопнет.
Бросаю еще один взгляд на бейсболку, а потом надеваю ее себе на голову, намекая на то, что принимаю его условия. Вот так. Без переговоров.
Проводив мои движения взглядом, Влад проводит ладонью по лицу и пеняет:
— Ты меня еще не выслушала, малышка.
В его голосе мягкость и нежность, от которой у меня сосет под ложечкой, но я все равно внутренне сжимаюсь, понимая, что он не скажет мне того, что я хочу услышать. Иначе не было бы этого проклятого “но”.
— Говори, — быстро облизываю губы, впиваясь в его лицо глазами. — Это условия в стиле Влада Градского? Нельзя целоваться? И рассказывать об этом подружкам?
— Я разве когда-нибудь ставил такие условия? — криво усмехается. — Нам все можно, но это ничего для нас не значит. Я через две недели уеду, это решение не изменится. Ты получишь то, что хотела. Закроешь все свои гештальты. Я полностью твой.
— На две недели, — уточняю вяло.
— Да.
— И как ты себе это представляешь? — смотрю на него, сжимая руки в кулаки. — Что мы будем делать?
— Ты очень красивая, Моцарт. Даже не представляешь, насколько. Ты совершенство. Идеальная во всем, — его взгляд вновь касается моего тела. — У нас не будет трудностей с тем, чтобы найти себе занятие.
— Я не идеальная…
— Я вижу тебя иначе, чем ты видишь себя. Так же, как и ты меня. У тебя есть возможность во мне разочароваться.
— Я не хочу разочароваться в тебе...
— Я не настаиваю, — говорит с иронией.
Нас окутывает тишина.
Он предлагает мне секс без обязательств. Именно то, что я не так давно сама у него выпрашивала. Но почему-то я не чувствую эйфории…
Мое сердце гонгом стучит в ушах. Мои надежды, мечты… вдруг приняли неправильную форму. Исковерканную. Фальшивую. Это толкает слезы к глазам, но я борюсь с ними, потому что… это лучше, чем совсем ничего. Я хотела хоть что-то себе оставить после его отъезда, теперь у меня будет, что вспомнить, не сомневаюсь.
— Две недели… — шепчу тихо, переведя взгляд на лобовое стекло.
— У нас с тобой два варианта, — продолжает Влад. — Или мы забываем обо всем и больше не продолжаем то, что уже начали.
