открытые участки кожи, но все равно остались темно-фиолетовые следы.
Это была моя вина.
Эта мысль укрепилась в моем сознании, полностью оформившись в единую истину.
Мне следовало быть более осторожной. Мои коллеги в университете, мои родители, моя сестра всегда были правы на мой счет, что мой энтузиазм сделал меня беспечной. Я была так взволнована своими открытиями о Вейле, что перестала скрывать свою работу. Я забыла, что нужно бояться.
Я ошиблась.
— Я не должна была позволять этому случиться, — тихо сказала я, работая.
— Это не твоя вина, мышонок. Думаешь, это был первый раз, когда люди пришли ко мне, обвиняя меня в любой трагедии, с которой они столкнулись в то десятилетие? — Он оглянулся на меня с язвительной улыбкой. — Люди. Все они одинаковые.
В этот момент я возненавидела свой род. Но не так сильно, как себя.
Я перешла к другому ожогу, наблюдая, как кожа Вейла дергается и горит под воздействием серебристой жидкости.
— Тебе следовало уйти, — сказал он. — Я бы выжил.
— Нет, не выжил бы.
— Твой друг хотел, чтобы ты поехала с ним. Я думаю, он хотел этого больше всего, просто не выразил это словами.
Я пожала плечами. Не имело значения, чего хотел от меня Фэрроу.
Затем Вейл добавил тихо, тоном, который я не смогла расшифровать:
— Он влюблен в тебя.
У меня заслезились глаза.
Я даже не могла отрицать этого. И что хорошего это ему дало?
— Это просто старые чувства, — сказала я. — Мы были вместе какое-то время. Но все закончилось.
— Почему?
— Он хотел большего, чем я могла ему дать.
Жизнь, которую я не могла прожить. Сердце, которое я не могла освободить. Роль, которую я не смогу сыграть.
Вейл кивнул, как будто это имело для него смысл. Мы не разговаривали долгое время. Я обрабатывала последние ожоги, когда он, наконец, заговорил снова.
— Я решил вернуться в Обитрэйс.
Мое сердце остановилось. Моя рука соскользнула. Так же даже лучше, потому что он повернулся, его янтарные глаза пронзили меня насквозь.
Почему вдруг стало трудно дышать?
— Почему ты передумал? — спросила я.
Кончики его пальцев рассеянно бегали взад-вперед по тыльной стороне моей руки. Его взгляд скользнул в сторону, к странному белому пламени.
— Ты когда-нибудь любила?
Мои брови вскинулись. Я не ожидала такого вопроса. Я не знала, что ответить.
Я по-своему любила Фэрроу. Он был одним из моих самых близких друзей. Но любила ли я его когда-нибудь?
Странно, что не имя Фэрроу было у меня на языке, когда я наблюдала за серьезным профилем Вейла, вырисовывающимся в белом свете камина. И я была благодарна, что он не стал дожидаться моего ответа или, возможно, услышал правду в его отсутствии.
— У меня была только одна большая любовь, — продолжал он. — Дом Ночи. Я помог построить империю. Я создал ее своим клинком и кровью. Я отдал моему королю, моим людям и моему королевству свою беспрекословную и абсолютную преданность. Если ты когда-нибудь любила что-то настолько сильно, ты знаешь, что нет вина слаще, нет наркотика сильнее. И когда она пала…
Его горло дернулось. Он уставился на огонь.
— Я очень долго злился. Я пришел сюда, чтобы избавиться от воспоминаний о своей неудаче, но потом я каждый день мечтал о возвращении в Дом Ночи. Мечтал восстановить то, что я позволил разрушить.
— Тогда хорошо, что ты возвращаешься, — сказала я, у меня пересохло во рту.
Это хорошо, повторила я про себя.
Вейлу нужно было уйти. Ему нужно было уйти, чтобы спастись самому и спасти нас. Он убил последователя Белого пантеона. Возможно, Томассен был прав. Возможно, присутствие Вейла здесь, его присутствие как запятнанного ребенка Ниаксии только испортило наши судьбы.
А что это говорит обо мне, ведь несмотря на все это, мысль об отъезде Вейла заставляет мою душу болеть?
Я возилась с лоскутом ткани, потому что мне нужно было чем-то занять руки.
— Ты, должно быть, рад вернуться домой.
Взгляд Вейла переместился на меня.
— Я тоже так думал, — сказал он. — Но, возможно, они, как и твой друг, хотят чего-то, что я не могу им дать. Возможно, им нужна какая-то часть меня, которую я уже отдал кому-то другому.
Я опустила глаза на покрывало, на свою руку, прижавшуюся к нему, и на Вейла, изящные пальцы которого поглаживали форму тонких косточек на тыльной стороне моей руки, как музыкант поглаживает струны инструмента.
Мое сердце так громко стучало в груди.
И то, что я отвернулась, не спасло меня от пристального взгляда Вейла, потому что я чувствовала его глаза так же, как человек чувствует волка, преследующего его в лесу.
Вот только я хотела быть пойманной.
Кровать сдвинулась, когда он повернулся ко мне лицом. Он наклонился чуть ближе. Его запах окружил меня.
— Почему ты пришла сюда, — спросил он, — когда поняла, что они явились за мной?
— Потому что моя работа не закончена.
Ложь. Работа была закончена настолько, насколько могла быть закончена.
— Посмотри на меня, Лилит.
Вейл редко произносил мое имя. Этот звук пробирал меня до костей, дрожал и вихрился, как и тогда, когда он писал его на странице.
Посмотри на меня, умоляла меня сестра.
И сейчас я чувствовала такой же страх, когда заставляла себя поднять глаза и встретить взгляд Вейла.
Как только он поймал меня, я была полностью захвачена. Я не могла спрятаться.
Беги, шептал голос внутри меня.
Останься, умолял другой.
В этот момент кончики пальцев Вейла потянулись к моей щеке. Он погладил мою щеку, мою челюсть. Погладил переносицу. У него было то же выражение лица, что и в тот день, когда я показала ему его кровь, в тот день, когда я впервые поняла, что прекраснее его крови было только выражение изумления на его лице.
Слезы навернулись мне на глаза.
— Ты хочешь больше, чем я могу тебе дать, — прошептала я.
— Я не мог представить, что это когда-нибудь станет правдой, — пробормотал он. — Потому что я хочу только тебя, Лилит. Все, что я могу получить от тебя. Я возьму одну ночь. Один час. Одну минуту. Все, что ты мне дашь. Я возьму все.
Мое дыхание было неровным, прерывистым. В груди жгло от всех эмоций, которые, как я поняла, я больше не могла подавить.
Меня никогда не было достаточно.
Я никогда не могла дать никому из них достаточно — достаточно времени, достаточно любви. Все так много отдавали, пытаясь получить от меня больше, и теперь я делала то же самое для них. С того момента, как я стала достаточно взрослой,
