Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
они разделят его судьбу.
– Я каждый день молю Господа, чтобы такого не случилось.
– Я тоже. Вот только какой прок от всех этих слов?
– Иноти, не кощунствуй! Нехорошо…
– Если я сейчас согрешил, пусть Бог меня простит… Но скажи: мы ведь молимся потому, что верим?
– Разумеется! Как же иначе?
– А вера без дел мертва… Когда попадается трудная домашка, все равно над ней нужно корпеть. А не сидеть сложа руки и ждать, что кто-то за тебя ее решит: так поступают одни лишь слабаки… И что же мы теперь, бросим наших подопечных?
– Но… – Второй мальчуган в глубине сердца понимал, что Иноти говорит правду, однако его смущали жесткие нотки, прорывавшиеся в голосе товарища.
– Никаких «но», Виви! Божьи мы слуги или нет?
Ребята пристально посмотрели друг другу в глаза и кивнули – не произнося ни звука, поскольку все, что требовалось, уже было ими сказано; затем оба они распахнули свои широкие крылья и взлетели под самый потолок. Почти вровень с ними находилось большое, чуть ли не вовсю стену, и полуоткрытое из-за духоты окно; медленное летнее солнце уже успело зайти, но закат еще вовсю пылал, и стройные тела обоих мальчиков, казалось, были облиты кровью. Иноти завел руку себе за спину и резким движением вырвал несколько перьев, причем постарался не вскрикнуть и вообще ничем не выдать, что ему больно; вслед за ним то же самое сделал и Виви. Это был обряд, который иногда совершали братья-хранители в знак того, что, защищая сад Господень, готовы идти до самого конца. Потом ребята соединили руки и тут же разжали их: белоснежные перья закружились в воздухе, точно подхваченные ветром лепестки. Не долетев до пола, они превратились в легкую серебристую пыль. Она опустилась на лица двоих детишек, которые мирно посапывали – в собственных кроватках и под кровлей собственного дома: так считали они сами. Но дом отнюдь не принадлежал им, ибо уже не первую неделю в нем владычествовала смерть.
* * *
Шум взрослой жизни с ее заботами едва доходил до ушей Андрюши и потому не волновал его. Мысли мальчика были заняты другим: они крутились вокруг большой зеленой лягушки, которую завтра надлежало палить живьем. Уже добыть ее было самое настоящее приключение: пришлось идти на дальний пруд, чуть ли не за километр, да еще потом долго караулить на берегу и терпеть комариные укусы. Зато хлопоты окупились сторицей: пойманную лягушку бережно принесли домой и поместили в самую просторную коробку, какая только нашлась. Боясь, что пленница все-таки удерет ночью, Андрюша хотел сразу же переломать ей лапки, однако Таня возразила, что так неинтересно: ведь тогда подожженная лягушка не сможет прыгать, а куда занятнее смотреть, как она горит и скачет одновременно. А еще девочка добавила, что на соседней улице живет Димка Букамашкин, который всего на три года старше, но уже научился снимать родительский контроль со своего компьютера. Надо обязательно отнести ему планшет: тогда можно будет смотреть разные ролики и картинки из интернета, где жгут взрослых людей. Если же Димка не захочет помочь бесплатно, не беда: Таня уже приметила, куда мама прячет кошелек. От таких перспектив у Андрюши даже закружилась голова, и вечером он долго не мог уснуть, ворочаясь с одного бока на другой.
Когда Андрюша разомкнул веки, в окно ярко светила луна, и, повернув голову, мальчик увидел, что еще только половина третьего ночи. Соседняя кровать пустовала: видимо, Таня отлучилась в туалет. Андрюша вдруг почувствовал, что очень хочет пить: так нередко бывало в жаркую погоду, особенно если чего-то сильно ждешь и торопишь время. Мальчик спустил ноги с кровати и пошлепал на кухню, где стоял графин с водой. Идти пришлось мимо родительской спальни, и Андрюша удивился, что дверь ее приоткрыта; он подкрался к ней и заглянул внутрь. У стены белела широкая смятая постель, но папы с мамой нигде не было. Мальчик позвал их – сперва совсем тихо, затем громче, и не получил ответа. Андрюша отнюдь не был трусом, он не боялся ни темноты, ни собак, ни старших ребят, но тут ему стало не по себе. Он решил, что, родители, наверное, заперлись на кухне с Таней, чтобы вместе обсудить какую-то серьезную вещь, которую ему, малышу, знать необязательно. Андрюша побежал туда, куда с самого начала собирался идти, однако за кухонным столом тоже не было ни души. Мальчик растерянно огляделся; он решительно не знал, на что подумать, но при сухом горле и думалось плохо. Почти машинально Андрюша налил полный стакан и уже поднес его ко рту, но не успел сделать и глоточка: помешал шум, который послышался из-за стены. Там находилась третья комната, самая большая во всем доме, где собирались всей семьей, чтобы всем вместе посмотреть телевизор или устроить какую-то веселую забаву вроде боя подушками или игры в чудо-зверя. Но этот шум был другой, нехороший, словно в комнату через чердак пробрались воры. Стакан вывалился из ослабевших Андрюшиных пальцев и глухо стукнулся о линолеум; вылившаяся вода холодом обожгла босые ноги мальчика. Андрюша замер, как замирают полевые зверьки, когда в небе видят ястреба, и старался даже не дышать. Так, стоя неподвижно, он досчитал до пятидесяти – дальше просто не умел. Зловещий звук не повторялся, и, встав на цыпочки, Андрюша осмелился покинуть кухню. Он шел, оставляя за собою мокрые следы, шел в большую комнату, куда его тянуло и желание узнать, миновала ли опасность, и беспокойство за родных людей, и еще какое-то чувство, которому мальчик не мог подобрать имени. Ему пришлось почти повиснуть на бронзовой ручке, чтобы отворить тугую дверь. В глаза сразу бросилось, что два кресла с высокими спинками были выдвинуты чуть ли не середину и поставлены вполоборота к окну, да между ними мальчик разглядел на полу какой-то темный предмет, похожий на свернутую куртку. В остальном же с вечера вроде бы ничего не изменилось, и никакой угрозы комната не таила. Чтобы окончательно в этом удостовериться, Андрюша попытался зажечь верхний свет, но, сколько ни прыгал, не мог достать до выключателя. Оставалось воспользоваться переносной лампой, которая по-прежнему стояла на столе, однако для этого надо было пройти возле кресел. Андрюша двинулся вперед, ступая по мягкому ковру, где он любил возиться с игрушками, пока новое развлечение – смерть – не вытеснила их из его сердца. Он уже поравнялся с лежащим на полу предметом, который, как и раньше, принимал за кучу тряпья, как вдруг почудилось, что из-под серой ткани выбиваются знакомые кудрявые
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
