сорок и так и не добрался до холодильника со спрайтом, но никак не моей жизнерадостной Каролине. Интонация была та же, те же приятность и спокойствие, но сам по себе голос был другой. Он казался измотанным.
– Как ты?
Отличное начало…
«Ага. Я тоже нормально. Работаешь, учишься, дышишь? Здорово. Ну, спишемся… Нет.» А потом нескончаемая рулетка рутинных дней: черное, красное, из чисел только зеро. Ежегодная осенняя ностальгия, образ без запаха и четких границ, бумажные салфетки, выматывающий сон.
НЕТ!
– Я…
И я заговорил. Слова падали, как дождь в Антарктиде, которого не ждешь, который не к месту. Я оговаривался, часто повторялся, поливал себя грязью, кричал, шептал, молил. Телефонная исповедь длилась несколько опустошительных минут. В итоге, я сказал много, но не сказал ничего.
– Ты только не пугайся, когда приедешь.
«Приедешь»?! Из меня словно выдернули старую занозу. Гной полился. Становилось легче.
– Куда? Сейчас? И правда, поздно. Завтра могу? А во сколько? Что-нибудь купить? А повтори еще раз адрес…
Я вбил улицу и номер дома в телефон.
Мы поговорили пару минут, потом попрощались.
Я ругал себя за несказанные мной слова, но представлял, как скажу их на следующий день, глядя Каролине в глаза.
Я думал, что этот разговор меня успокоит, в действительности, он взволновал меня еще больше. Чтобы как-то побороть волнение, я представлял, как произойдет наша с Каролиной встреча. Откроются двери, она непричесанная, взглянет на растерянного, а потому слегка романтичного, меня. Негромко, почти шепотом, я скажу «привет», тоже скажет и она. Потом мы постоим несколько секунд, изучая пол, через миг наши взгляды встретятся – активируются внутренние магниты. Она сорвется с места, я подхвачу ее на бегу, она обхватит ногами мои бедра, руками – шею и, наконец, прежде чем поцеловать, скажет «как бессмысленно было потрачено время, без тебя».
Той ночью я почти не спал.
Скрипели от мороза стекла, скрипели зубы, скрипели ножки кровати.
Первым же утренним рейсом, облучая счастливой улыбкой каждую встречную рожу, я отправился по данному Каролиной адресу. Дорога выдалась долгой, как всегда и бывает перед желанной встречей. Мне потребовалось несколько световых лет, проведенных в общественном транспорте, чтобы добраться до координат нужной мне вселенной.
И вот, я оказался перед огромным кованым забором. По другую его сторону молчаливо и угрюмо врастало в землю двухэтажное кирпичное здание. Рядом с въездными воротами находилась будка охранника. Я подошел к нему и поинтересовался – не ошибся ли я адресом.
– Да, все верно, вы правильно пришли.
– А что это за место? – спросил я.
– Место? – словно не понимая, что я от него хочу услышать, переспросил охранник.
– Ну да. Что за здание?
– Ну как же, – охранник повернул голову по направлению к зданию, а потом выстрелил никуда не целясь, – это, молодой человек, хоспис.
И в цель попал.
Х-О-С-П-И-С.
0000
Ноги наливаются свинцом. Каждый шаг глухим ударом отдается в голове. Путая мысли, мешая догадки.
Обратно не развернуться.
Только продолжать спускаться по невидимой лестнице в глубокий подвал, который минутой ранее залили бетоном. Все глубже и глубже в неизвестное.
И когда в глазах уже совсем темно, а веки начинают слипаться, яркий свет пробивается сквозь них, и удары перестают быть глухими, теперь в голове только скрежет люминесцентной лампы.
Становится тепло. То ли от температуры в помещении, то ли от запекающейся крови, что пролилась из раны, оставленной безоружным до зубов охранником.
Я осматриваюсь кругом.
Ресепшен, пара мягких диванов, картины на светлых стенах, живые цветы – поначалу кажется, что зашел в недорогой отель, но женщина за стойкой в белом халате рушит все иллюзии.
Медсестра заполняла какие-то бумаги и, казалось, совсем меня не замечала. Я подошел к стойке.
– Простите…
Не слышит или делает вид, что не слышит, а может я забыл прервать ее вслух.
– Простите, – обратился я уже громче, – я ищу девушку…
– Молодой человек, – женщина бросила на меня полный презрения взгляд, таким взглядом смотрят на подростка, что в общественном месте слушает музыку через портативную колонку, – вы не видите, что я занята? Пару минут подождите. На диван можете сесть.
Я молча повиновался.
Упал на диван и уставился в крест, что образовывала плитка на полу.
О чем думает улитка? Куда блядь ползет? Даже муравей в курсах смысла существования. Папоротники в Антарктиде растут только ради жизни! Человек самое разумное существо! Разум – это проклятие. Я хочу быть бесполезной улиткой, пока какая-нибудь птица не сожрет меня. Я хочу стать ничтожным папоротником, пока подошва геолога не закончит мой век. Я хочу въебывать как муравей, пока не явится подросток с бензином. Вместо этого я втыкаю в плитку на полу, пытаясь отвлечься от реальности, что обернулась кошмаром. Ебаная плитка. Ебаные квадраты, ебаная геометрия, ебаная правильность форм, ебаный перфекционизм, ебаные формулы, ебаные схемы, ебаное стремление свести все к формулам, каким то законам, все такое сука правильное, что если и пытаться быть неправильным, то это лишь исключение, доказывающее…со школьных лет одно и тоже, будь тем то, поступай так то, учись хорошо, чтобы у близких было меньше проблем и стыда, уважай старших хотя бы за то, что они родились раньше, мечты не выплатят за тебя кредит, самореализация только в том случае, если повысит продажи фирмы, помнишь как впервые поехал на двухколесном велике, а потом через пару метров упал? Так ведь быстрее! Так вот, спеши, расплачиваясь разбитыми коленями и локтями, спеши, не зная куда и зачем, да и не важно, главное, чтобы не оставалось времени на самобичевание, работай, не покупай гандоны после пятнадцати лет, родителям нужны внуки, государству нужны налогоплательщики, фирмам клиенты, спеши купить все, обновляя это каждые пять лет, выйди на пенсию, запрись в четырех стенах не понимая, что происходит вокруг, пылись, как старый конвейер на складе, что заменили на новый, копи на смерть, кушай гречку, осчастливь похоронные компании, оставь внукам на первый взнос за ипотеку, и тогда память о тебе будет светлой, «он был хорошим» скажет кто-то, «он был, да и хуй с ним», АМИНЬ!
Я сходил с ума.
Отдышись. Успокойся. Потерпи. Может это все понарошку? И все же
Я все понимал. Понимал куда пришел. Все мои болезненные догадки-термиты собрались вместе и прожрали кору мозга. только готов я не был ни к чему. Всеж, сука, было так ванильно, беспечно, хотелось сквозь смех кричать «Заебиииись!», чтобы даже люди, те, что давно позабыли это чувство, шарахались. А теперь и я позабыл это чувство…
Мне тогда уже ничего не хотелось. Лишь смотреть на крест
