брак.
— Верно, — выдыхаю я, приподнимая колени, чтобы он мог войти еще глубже. Белые искры летают у меня перед глазами. Я так близко. — Брак — это проигрышная игра, дорогой.
Его мрачный смех пробегает по моим губам.
— Да? И что бы ты потеряла?
— Мою свободу, достоинство, гордость.
Он снова качает головой, недоверчиво ухмыляясь. Глядя на мои ногти, впивающиеся в его бицепс, он опускает руку к моему клитору, потирая его маленькими, дразнящими кругами. Пальцы на ногах подгибаются, и если бы не его железная хватка на моем лице, я бы запрокинула голову и заплакала, обращаясь к проливным небесам.
Вместо этого я могу только смотреть ему в глаза, пока он разбирает меня на части. Теперь его взгляд стал другим, в нем появилось что-то задумчивое, гасящее похоть.
— А что бы я потерял?
Я сглатываю.
— Если… бы мы поженились?
Господи, даже в гипотетической ситуации, у этих слов странный привкус во рту.
Он входит в меня, но останавливается и замирает. Перестает дразнить мой клитор. Все так же молча, он кивает.
Я прерывисто выдыхаю.
— Ты бы потерял половину своего дерьма, когда я бы забрала его у тебя при разводе.
Мгновение он пристально смотрит на меня, а затем разражается смехом неверия.
— Я вдруг вспомнил, почему предпочитаю, чтобы ты зарывалась головой в подушку, когда мы трахаемся, — рычит он. — Ты слишком много болтаешь.
Его рука перемещается с моей челюсти на рот, заглушая ладонью мои стоны. Я сопротивляюсь его удержанию, только потому что он с интересом наблюдает за мной, когда я это делаю. Чистая похоть в его выражении лица и горячий, тяжелый вес, прижимающий ко мне, сводят меня с ума.
Мой оргазм агрессивен и ошеломляющ, проносясь сквозь меня подобно урагану, которому наплевать на разрушения, которые он оставляет после себя.
Когда я прихожу в себя, мои чувства обостряются настолько, что я понимаю, что он совершенно неподвижен. Мой следующий вдох смачивает его ладонь. Он убирает ее и проводит пальцем по моей нижней губе, его глаза следят за движением. Когда он снова поднимает на меня взгляд, выражение его лица мрачное. Что-то в этом сжимает мое сердце. Я не решаюсь даже дышать, не говоря уже о том, чтобы пошутить.
Как только напряжение начинает нарастать, он снова входит в меня, медленно и обжигающе. Он попадает в ритм, но не увеличивает темп. Ни когда я наклоняю бедра, ни когда обхватываю его за талию.
Раф медленно трахает меня, размеренно. И когда его пальцы нежно скользят вниз по моему боку, ужасное осознание обрушивается на мое сердце: мы вообще не трахаемся.
Этому есть другое название, и оно не принадлежит нам. Это постоянно по сравнению с нашим временным, серьезно по сравнению с нашим случайным.
К моменту, когда его живот напрягается на моем, и он наполняет меня своим теплом, я сдерживаю эмоции, подступающие к горлу. А когда его дыхание восстанавливается, осознание этого, кажется, поражает и его тоже.
Он бросает взгляд на грозу, проводит рукой по затылку, отталкивается от меня, и, несмотря на тошноту, я протягиваю руку и хватаю его за запястье, прежде чем он полностью исчезнет, потому что так, кажется, еще хуже.
Его взгляд неуверенно задерживается на часах на моем запястье, затем скользит по руке и останавливается на моем лице.
Я сглатываю.
— Спорим на сто долларов, что я обыграю тебя в Mario Kart.
Мы слушаем стук дождя, а затем он, наконец-то, кивает.
— Давай двести, и договорились.
Я наблюдаю, как изгибается его покрытая татуировками спина, когда он выпрыгивает из джакузи и хватает полотенце с бортика.
Мы оба знаем, что я не выиграю, но я бы предпочла проиграть ту игру, чем эту.
Глава десятая
На рождественской елке мерцают огоньки, над камином раскачиваются чулки. Аромат от всех свечей с корицей и гвоздикой витает над столом в праздничной дымке.
Столовая моего брата превратилась в чертову поздравительную открытку.
— Ладно, у меня есть для тебя пари, — бормочет Нико, выдвигая стул рядом со мной.
— Я весь во внимание.
— Ставлю десять штук на то, что Анджело нарядится Сантой на Рождество.
Ухмыляясь, я смотрю во главу стола и обдумываю это. Анджело опирается на костяшки пальцев, что-то злобно бормоча на итальянском Габу, который выглядит так, словно предпочел бы быть где угодно, только не на семейном собрании Висконти.
Мой брат скорее сожжет костюм Санты, чем наденет его, и я как раз собираюсь сказать об этом Нико, когда в дверь врывается Рори с подносом печенья. Анджело следит за ней глазами, его лицо смягчается. Когда она ставит поднос на стол, он наклоняется и целует ее в лоб.
— Они выглядят прекрасно, сорока, — говорит он. — У тебя хорошо получается.
Я бросаю взгляд на печенье. Они так подгорели, что выглядят, будто их спасли от пожара, но именно тогда я понимаю: он готов на все ради нее. Если бы Рори попросила его надеть костюм Санты, он бы это сделал. Раньше я думал, что он превратился в каблука, но, черт возьми, теперь я начинаю понимать это чувство.
Сглотнув подступившее к горлу беспокойство, я поворачиваюсь обратно к Нико с планом.
— Двадцатка на то, что он наденет костюм эльфа.
Он фыркает в свой виски.
— Все говорят, что ты чокнулся, и я начинаю думать, что они правы. Это правда, что ты теперь любитель водки?
Я игнорирую его вопрос, и мы пожимаем друг другу руки. Затем Анджело стучит по столу и привлекает всеобщее внимание.
— В духе Рождества я собираюсь дать вам поблажки, — тихо говорит он. — Выкладывайте свои дерьмовые шутки про рождественский декор сейчас же, или замолчите навсегда.
В комнате воцаряется тишина, затем Бенни прочищает горло.
— Похоже, Санта спустился по дымоходу и его стошнило.
Все хихикают.
— Я вижу твой дом из Лощины. Держу пари, из космоса его тоже видно, — Нико ухмыляется.
Кас откидывается на спинку стула, взбалтывая виски.
— Вы, ребята, слишком суровы. Мне всё нравится. Это напоминает мне мастерскую Санты, — он делает паузу. — В аутлет-центре13 Дьявольской Ямы.
Даже Анджело смеется над этим, качая головой.
— Ладно, ладно, у меня есть еще одна, — Бенни поднимает пластиковую снежинку с подставки для стола. — Ты храбрый, если вокруг валяется все это легковоспламеняющееся дерьмо, зная что твоя жена устраивает пожар каждый раз, когда включает духовку.
Улыбка сходит с лица моего брата. Кас ерзает на своем сиденье. Габ бросает на меня взгляд, полный ленивого веселья.
— Да, блять, — шипит Бенни, чувствуя перемену настроения. — У
