свою руку в его, поднялась на подножку и повернулась к нему лицом, тихо прошептав: — Спасибо.
Вместо того чтобы забраться внутрь, она заколебалась. Они смотрели друг другу в глаза. Он чувствовал ее дыхание, и на одну-единственную секунду, от которой замерло сердце, он закрыл глаза в предвкушении поцелуя, который, как он был уверен, неизбежен. Оказалось — ошибся.
Он открыл глаза, когда почувствовал, что она убрала свою руку. Он наблюдал, как она забралась на пассажирское сиденье и пристегнулась еще до того, как он закрыл дверь.
Анна прикусила внутреннюю сторону щеки, сидя на пассажирском сиденье внедорожника Глеба и глядя в окно на обратном пути к ресторанчику Симы. Она ругала себя за то, что в очередной раз струсила, решив признаться во всем, но так и не сделав этого. Всякий раз, когда она оказывалась рядом с Глебом, ей казалось, что она околдована. Как будто она была загипнотизирована его голосом, его глазами и его обаянием. Чем больше она боролась с этим, тем глубже погружалась в очарование Глеба.
Большую часть утра она была молчалива, что не ускользнуло от внимания Глеба. Конечно, отчасти это было связано с ее похмельным состоянием и с их юным компаньоном. Но это была не вся правда. Вся правда заключалась в том, что она замолчала потому, что пыталась утихомирить чувства, которые испытывала к нему.
Она надеялась, что в свете нового дня он не будет таким привлекательным. Это было совсем не так. Он будто бы стал более совершенным, более пленительным, чем был до этого. И ее сердце попалось на этот крючок.
Она планировала рассказать ему правду во время прогулки от конюшен до парковки. Она придумала идеальный переход, когда заговорила о Даниле, но затем разговор принял неожиданный оборот. Во всех статьях, которые она читала о нем, почти не упоминалось о его родителях. Единственное, что она могла вспомнить, так это то, что он называл своего брата одним из своих самых больших вдохновителей.
Когда она обняла его, это была спонтанная, эмоциональная реакция на то, чем он только что поделился. Она хотела, чтобы он знал, что кто-то заботится о нем. Что кто-то понял, что он чувствовал. Но то, что начиналось как невинный жест, быстро превратилось во что-то совершенно иное. Как только его руки обвились вокруг нее, она была поражена всепоглощающим чувством единения, которое испытала. Она могла чувствовать его. Не только его тело, которое, черт возьми, состояло из всевозможных мускулов и твердых рельефов. Нет, она действительно могла чувствовать его. Его силу. Его уязвимость. Его печаль. Его боль. Магия этого момента полностью застала ее врасплох, поэтому она вырвалась. Это было слишком тяжело для нее.
Тогда, у машины, они были в нескольких секундах от поцелуя… если бы все было просто.
Когда она сидела рядом с мужчиной, которому собиралась сказать, что он, возможно, отец, она поняла, что понятия не имеет, что он думает о детях. Хочет ли он иметь детей? Он упомянул, что у его брата Геннадия есть дочь и что ему нравится проводить с ней время, но дядя и отец — это две совершенно разные вещи.
Анна решила, что начнет с расспросов о его семье и изложит свою теорию о Даниле.
Ее сердце так громко колотилось в груди, что она была уверена, что Глеб его слышит. Она не могла точно понять, откуда брался корень ее нервозности. Она узнала Глеба получше и серьезно предполагала, что он взбесится или даже разозлится, когда она ему все расскажет. Но знакомство с ним было обоюдоострым мечом. Теперь она боялась, что он не будет доверять ей после того, как узнает о ее обмане.
— Тяжело находиться вдали от племянницы? — первый шаг.
Глеб кивнул, совершенно не подозревая о смятении, бушующем внутри нее. — Очень тяжело. Видеозвонки, конечно, делают разлуку немного легче, но они все равно не заменят живого общения.
— Похоже, ты очень любишь детей. — Еще один шаг.
— Люблю. Я люблю детей. Они сводят меня с ума. Они всегда говорят то, что думают. — Ты когда-нибудь думал о том, чтобы стать отцом?
— Да, я думал об этом, — сказал Глеб, заезжая на парковку ресторана. Мы уже здесь!?
Как это вообще возможно?
Ей нужно было действовать быстро.
Он припарковал машину и повернулся к ней.
— Я бы очень хотел иметь собственных детей. Это была лучшая новость, которую она слышала за долгое время.
— Правда? — спросила она.
— Да. — Он улыбнулся, и ее сердце расправило крылья и полетело. — Когда я рос, то всегда думал, что у меня будет четверо детей. Две девочки и два мальчика.
Знаешь, что? Возможно, ты уже четверть плана выполнил! Ее разум кричал.
Вслух она повторила: — Правда?
Опять же, она просто хотела услышать, как он скажет, что хочет детей.
— Да, но… — Его улыбка исчезла, и у нее скрутило желудок от гнетущего предчувствия.
Но? Никаких «но». Здесь не может быть никаких «но».
Он глубоко вздохнул.
— Но я не могу иметь детей.
— Ты не можешь иметь детей? Из-за твоей карьеры? Ты слишком занят?
Он откинулся на спинку сиденья и провел пальцами по волосам. Опустив руки, он уставился в лобовое стекло автомобиля. — Я никому об этом не рассказывал. Даже брату.
После нескольких мгновений молчания она сказала: — Ты не обязан мне говорить. Все в порядке.
— Я просто… я просто понял, что никогда раньше не произносил этих слов вслух. — Его плечи напряглись, а голова откинулась назад, поскольку он явно пытался выдавить из себя эти слова.
— Все в порядке, ты не обязан. — Она знала, что это было правильно, что она и сказала. Однако в глубине души она надеялась, что он не станет закрываться.
— Нет. — Он повернул голову, и взгляд его пригвоздил ее к месту. — Я хочу сказать тебе.
— Хорошо. — Она ждала.
Наконец он вздохнул.
— Я не могу иметь детей, потому что бесплоден. Я стреляю холостыми. Это может быть побочным эффектом химиотерапии и облучения.
Если она правильно помнила, ему поставили диагноз в возрасте двадцати одного года. Ее мысли были настолько сосредоточены на том, как они с Алисой провели вместе выходные, что она почти упустила значение того, что он только что сказал, и тот факт, что он никому не говорил об этом до нее.
Только когда она оглянулась и увидела страдание в его глазах, она вернулась к настоящему. — Мне так жаль.
— Да. Я не особо задумывался об этом, когда мне только сказали. Я был больше сосредоточен на том, чтобы остаться в живых.
