опять оказался безработным. Вновь посыпались упреки жены. Снова начала скрести душу совесть, стали грызть сомнения в разумности сделанного шага…
Эти сомнения будут мучить Шустова всю его оставшуюся жизнь. По специальности нашему скандалисту работать больше уже не пришлось. Впоследствии он был чиновником районной администрации, работал в школе социальным педагогом, некоторое время преподавал менеджмент и маркетинг в одном из коммерческих учебных заведений, работал даже в музыкальном училище… Но параллельно этой внешней деятельности внутри Шустова постоянно шла огромная, хотя и незаметная для глаза, никем не оплачиваемая духовная работа. Эдуард искал Истину. Интуитивно он чувствовал, что она находится за пределами официальной науки, и поэтому штудировал труды мистиков: Блаватской, Рериха, Бахауллы и их последователей. Читал брошюры современных парапсихологов. Изучил Библию, Коран, Бхагавад-Гиту, Китаб-и-Акдас, произведения последователей Будды. Увлекшись идеей единства религий и науки, познакомился с исповедующими соответствующую веру – бахаи. Стремился к усвоению несметных богатств классической и современной музыки – регулярно посещал симфонические концерты местного академического оркестра и выступления гастролирующих музыкантов. Однако при всем при этом Шустов постоянно чувствовал, что Истина от него ускользает, не дается в руки окончательно, как бы не считая такого ловца достойным Настоящего Улова. Следуя заповеди «Стучите, и отворят вам», Эдик отчаянно молотил во все двери, но они не открывались… Любви-то в сердце стучащего не было. Когда же однажды, оглянувшись вокруг, он как бы неожиданно для себя увидел дорогие иномарки, роскошные казино, шикарные бары и рестораны, принадлежавшие тем, кого он почти презирал за тупость, трусость, лизоблюдство, то пришел в полное уныние. Это была не зависть, а скорее растерянность. Та деятельность других, которую Шустов воспринимал как мышиную возню, принесла этим другим преуспевание и довольство жизнью. А летавший в облаках Эдик к 40 годам не имел ничего. Ни на земле, ни на небе. В голову стали вползать ядовитые сомнения: «А не лгут ли все эти книги? Не впустую ли прожил свою жизнь?» Шустов постепенно превращался в раздражительного, неуверенного в себе, брюзжащего обывателя. Жена не выдержала этих перемен. Однажды, забрав с собой сына, ушла. Насовсем. Ведь замуж она выходила совсем за другого человека – перспективного, дерзкого. А этот… да еще опять без работы.
В жизни Эдуарда наступал серьезный перелом. Поскольку еще со студенческих лет он был убежден, что критерием любой истины является практика, то твердо решил отойти от теоретического изучения оккультизма и приступить к освоению его конкретных приемов. Благо, теперь никто не мешал. Первое, чему он решил научиться, – это отделять свое астральное тело от физического. И пусть не сразу, но это ему удалось. Однажды, сидя в кресле с закрытыми глазами, безо всякой надежды на результат, Шустов, скорее ради забавы, в очередной раз представил свое сознание вышедшим из тела и… вдруг увидел себя со стороны. На безмятежно дремлющем лице блуждала ироничная улыбка, дыхание было ровным, слегка посапывающим… Эдуард не только видел, но и слышал себя. Это означало, что его незримое астральное тело вместе с разумом вырвалось-таки из материального плена. Но при этом почему-то продолжало оставаться невидимым. Хотя парапсихологи в своих книжках утверждали, что астральное тело, покинувшее оболочку, можно не только лицезреть, но и усилием мысли формировать, одевать и наряжать. Шустов же видел только одно тело – в кресле. Стало жутковато. И не успел он опомниться, как вновь почувствовал себя сидящим с закрытыми глазами. Начало было положено! Впоследствии Эдуард действительно научился видеть свое астральное тело и придавать ему любую форму. Приобрел навыки полета и перемещения на сколь угодно далекие расстояния. Овладел техникой проникновения сквозь материальные предметы. Сталкивался с астральными сущностями, не имеющими атомно-молекулярной оболочки. Словом, познал много тонкостей жизни параллельного, большинству неведомого мира. Но покоя в душе, чувства гармонии с окружающими мирами, ощущения единства с Богом, о котором так много говорили мистики, не наступало.
Шустов для решения сложных проблем уже давно не прибегал к логическим умозаключениям, а просто расслаблялся. Вот и сейчас, с целью разобраться в своем внутреннем дискомфорте, он просто сел в кресло, закрыл глаза и… Вспомнил свою самую первую любовь. Ее звали Таня Шпортько́. Еще в детском саду Эдик влюбился в эту симпатичную черненькую девчушку, которая от всех остальных, помимо хорошенькой внешности, отличалась своей удивительной естественностью. Она никогда не подлизывалась к воспитательницам, ни с кем не ссорилась и никого из себя не воображала, хотя была, пожалуй, из всех самой умненькой. А потом они стали одноклассниками. Но в четвертом классе родители Эдика получили новую квартиру, и он перешел в другую школу. За все время их знакомства Эдик ни разу не дал понять Тане о своих к ней чувствах. Если иногда с кем-то по-детски и заигрывал, то не с ней. С другими. Вести так себя с Таней он не решался. Будучи уже взрослым, Шустов несколько раз издалека видел ее, но подойти всегда что-то мешало. Либо он замечал ее из окна едущего транспорта, либо она шла навстречу, когда Шустов гулял с женой, либо еще что-то. Он только видел, что, взрослея, Татьяна хорошеет, но как складывается ее судьба, не имел ни малейшего представления. Эх! Если бы он тогда, в детстве, был решительней! Если бы серьезней относился к своим чувствам. Если бы и после переезда продолжал встречаться с Таней… За всю свою жизнь Эдуард ни к кому и никогда больше не испытывал таких чистых, нежных, трепетных чувств. Да, Шустову не хватало любви. Теперь и ему это было совершенно очевидно.
За окном сгущались сумерки. «Она должна быть дома», – подумал Эдуард и сосредоточился на образе своей возлюбленной. Спустя несколько минут его астральное тело оказалось в ее квартире. Эдуард увидел Татьяну прямо перед собой. Она гладила белье и смотрела телевизор. Его бывшая одноклассница даже здесь, среди будничной домашней обстановки, оказалась действительно очень красивой женщиной. Аристократически красивой и выглядевшей моложе своих лет. В кресле напротив телевизора сидел мужчина. Не обращая никакого внимания на экран, он читал газету. Это было стандартное российское двухкомнатное жилье. В прихожей стоял телефон. В соседней комнате двое детей, мальчик и девочка, делали уроки. Эдуард не стал позволять сентиментальным чувствам овладевать собою. Он деловито вышел сквозь двери в подъезд, зафиксировал номер квартиры, затем вылетел на улицу, запомнил номер дома, название улицы и вернулся в свою физическую оболочку, ожидающую своего астрального двойника в мягком кресле. Почувствовав себя опять дома, Шустов открыл глаза, встал и, схватив на столе бумагу и ручку, начал лихорадочно записывать адрес, только что виденный им как бы во сне.
