стажировке.
Прошло уже почти три десятка лет, а я все еще живо, во всех подробностях, как будто это случилось несколько минут назад, помню один случай и то ощущение, которое не обмануло меня, хотя и возникло так стремительно, так неожиданно. Впрочем, неожиданно ли?
Был на исходе девятый месяц моей работы в качестве стажера следователя. Я кое-чему научился, и начальник отделения Иван Федорович Сычев, авторитет которого для меня был непререкаемым, доверял молодому специалисту уже довольно сложные уголовные дела. Работать приходилось много, по двенадцать-четырнадцать часов в сутки. В то время профессию следователя я считал самой главной и интересной на земле и ни о чем ином думать не хотел. Другие следователи, мои коллеги, — в следственном отделении их было четверо кроме меня — на этот азарт смотрели снисходительно и, будучи людьми семейными, всегда с удовольствием уступали мне право выезда на место происшествия, тем более если это было в ночное время. Так что оперативные дежурные милиции довольно часто поднимали меня с постели, а то вытаскивали прямо с вечера танцев — дело молодое! — или прерывали киносеанс на самом интересном месте фильма. Администратор обычно громко называл мою фамилию и добавлял:
— На выход!
Волей-неволей приходилось идти заниматься прозой жизни, порой сталкиваясь с ее довольно печальными, а подчас отвратительными сторонами. В этих случаях около кинотеатра «Звезда» меня ожидал милицейский газик с никогда не унывающим шофером Колей, и Наде приходилось одной досматривать кинофильм.
...История эта началась в один из жарких пыльных дней, которыми отличался наш городок летом. Вернее, она началась поздним вечером предыдущего дня, а ее участником я стал на другой день с момента, когда меня пригласил к себе Иван Федорович.
— Вот что, Андрей, — сказал он, — вчера вечером совершено дерзкое разбойное нападение, тебе придется заняться этим делом.
Потерпевшей, как принято называть на языке процессуального закона, оказалась довольно симпатичная девчушка с озорным взглядом серых глаз. Сейчас она уже справилась с потрясением и достаточно связно восстановила картину происшедшего. По крайней мере, после уточняющих вопросов я четко представлял, как это случилось: не отрываясь от сухих фраз протокола, мое воображение рисовало следующее.
В городском парке закончились танцы. В одиночку и группами молодежь растекается по улицам засыпающего города. Слышны шутки, радостный смех, веселый разговор. Звонкие голоса постепенно удаляются от парка, и вскоре все смолкает, исчезают последние прохожие. Только двое упорно петляют по улицам, выбирая темные места и ожидая, когда полностью стихнет оживление. На перекрестках они замирают и, озираясь, прислушиваются к звукам. Останавливаются на улице Пролетарской. Кругом тишина. Город засыпает...
Но вдруг послышалась быстрая дробь каблучков. Так ходят люди только по знакомым улицам. Темнота, а шаги, как ходики, размеренны и четки. Валя Рыжкова торопится на работу в ночную смену. После десятилетки девушка третий год работает на фабрике. Необходимость заставила: отец умер, а кроме Вали в семье еще пятеро младших. Безбоязненно, ничего не подозревая, она приближается к тем, кто укрылся в тени забора.
Валя поняла происходящее только тогда, когда увидела холодно сверкнувшую сталь ножа. Хриплый голос скомандовал:
— Часы!
Девушка закричала и бросилась назад, но попала в объятия второго, зашедшего сзади.
— Молчи! Иначе убью. — На нее смотрел верзила в маске, закрывающей глаза, виден был только кривившийся в злобной усмешке рот с блестящим золотым зубом.
Дрожащими руками Валя расстегнула браслет, и часы утонули в большущей ладони золотозубого.
— Деньги есть? — Грубые руки обшарили карманы, облапали грудь. — Иди и не оглядывайся!
Рыжкова бросилась бежать в сторону перекрестка. Метров через пятьдесят она посмотрела назад, но там никого уже не было. Только тогда она остановилась, и ее по-настоящему сковал страх. Обессиленно прислонившись к забору и теряя сознание, девушка сползла на землю. Здесь ее и обнаружили рабочие, возвращающиеся после смены.
Рассказ Вали почему-то потряс меня сильнее, чем самые замысловатые убийства, которые в ту пору часто случались в нашем тридцатитысячном городке: война завязала много узлов, развязать их сразу и навсегда было не так-то просто.
В мыслях я постоянно обращался к происшедшему, оно не выходило у меня из головы, хотя думать только об одном не располагал временем. В те годы в производстве следователя было до двух десятков дел одновременно, а то и побольше. И расследовать их приходилось враз. Утром допрашиваешь свидетелей одного преступления, к обеду — другого, к вечеру — третьего, а то и вперемежку. Частые и непродуманные амнистии поддавали жару, особенно в этих местах. Так что для творческой работы и профилактики просто не оставалось времени. Сейчас следственные органы имеют возможность этим заниматься, но я думаю, что все же именно в те годы был заложен фундамент для профилактики преступлений. Прежде чем не допустить, нужно все раскрыть, а когда все преступления раскрываются, можно заниматься и работой по предупреждению новых.
К сожалению, ни в ближайшие, ни в последующие дни по делу о дерзком нападении, как назвал его мой руководитель, я никаких улик собрать не смог, хотя мне активно помогали два оперуполномоченных уголовного розыска — сейчас их называют инспекторами. Мы не только не могли напасть на след злоумышленников, но и дали возможность совершить новые преступления. Разбойные нападения посыпались как из рога изобилия. Судя по почерку, действовала та же группа. Анализируя протоколы допросов, я рисовал в воображении все новые и новые картины грабежей и разбоев.
...На центральной улице города даже ночью можно собирать иголки: фонари заливают все вокруг ярким светом. По тротуару идет пожилая женщина с хозяйственной сумкой. У Денисовой закончился трудовой день, и она спешит домой. Сзади доносятся торопливые шаги. Идут двое.
«Молодежь. Задержалась», — думает Денисова и с материнской нежностью вспоминает своих сыновей: старший работает на далекой стройке, младший служит в армии. «Чем они сейчас занимаются?» — пытается представить Денисова.
Из задумчивости ее выводит резкий толчок в спину, она теряет равновесие. В следующее мгновение сумка вырвана из рук, и два парня огромными скачками устремляются в темный переулок.
— Сыночки?! — успела вскрикнуть женщина.
В ответ раздался наглый смех и ломающийся голос:
— Молчи, бабка, если жить...
Дальше слов она не расслышала.
Преступники не гнушались ничем. За безнаказанностью следовала наглость. Наступила осень, сумерки приходили рано, и если прежде нападающие предпочитали действовать поздним вечером, то теперь они начинали грабить сразу же с наступлением темноты.
...Секретарь Алла Тишковская задержалась на работе дольше обычного и вышла из здания, когда темно-синее небо было усеяно яркими звездами, а со стороны реки долетало прохладное
