Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
заплатить, но…
– Señorita, lo siento[30]. Но Седрик злостный нарушитель и обязан оплачивать все, что заказывает, заранее. Мы списываем с него сумму до того, как повар пошевелит хоть пальцем, иначе в итоге Седрик опять окажется без денег и будет мыть у нас тарелки. А он для этого не годится, он роняет посуду.
Она награждает меня тонкой улыбочкой с другого конца стола.
– Ты засранец. Самый настоящий!
Я театрально хватаюсь за грудь:
– Как ты можешь так говорить? Тебе меня не жалко?
– Ни капельки.
Ничего иного я и не ожидал. Легче от этого не станет. Но станет лучше.
– Спасибо, Билли.
Чуть позже мы протискиваемся по уже забитому людьми фуд-корту на улицу, где нас встречает удивительно свежий, чистый после дождя воздух. Я наблюдаю, как Билли на мгновение закрывает глаза и делает глубокий вдох, и ничего не могу с собой поделать. Мне нравится находиться рядом с ней. Осознавать, что мы вместе куда-то идем. Мне даже нравится представлять, как скоро я появлюсь с ней у Сойера и спрошу его, что он об этом думает. Я просто хочу снова его увидеть, и наконец-то у меня есть для этого причина весомее, чем дерьмовая древняя совесть.
Что же мне, наоборот, не нравится, так это собственное молчание. Мы шагаем по оживленным улицам, так как половина Ливерпуля в это время бродит между ресторанами, киосками с едой навынос и пабами и медленно устремляется в сторону клубов. Чуть ли не из каждой второй двери доносится музыка, и мы пробираемся сквозь толпы курильщиков, выстроившихся перед входами.
Билли ждет ответов, но все, которые я могу облечь в слова, не соответствуют вопросам, витающим в темном пространстве между моей правой рукой и ее левой.
– Я много чего пробую, – начинаю я, и слова ощущаются беспомощным лепетом, а я чувствую себя последним идиотом. – Люди говорят, спорт помогает, поэтому я бегаю и бегаю без остановки, но…
– Это не помогает?
– Видимо, я что-то делаю неправильно.
– Или люди понятия не имеют, о чем говорят. – Она задумывается, при этом пару раз украдкой поглядывая на меня, но не выдерживает мой взгляд.
Что ж. Она хотя бы пытается не испытывать ко мне жалости.
– Я бы очень хотела лучше тебя понять, но это трудно. Как представить себе, что ты… ну… извини. Любой знает, что значит грустить. Но речь ведь о чем-то большем, верно?
– Честно говоря, нельзя сравнивать грусть и депрессивное расстройство. – Поразительно, как легко можно общаться среди городского гомона голосов. – Они похожи на вид, но у белой акулы и дельфина афалины тоже есть что-то общее, и тем не менее первая – рыба, а второй – млекопитающее.
На секунду я замечаю у нее на лице веселье, то же самое происходит у меня в голове. Всего несколько семестров, и я уже привожу метафоры с рыбами.
– Грусть – это нормальная, здоровая эмоция, пускай и не самая приятная. Депрессия же… – Я колеблюсь мгновение, перед тем как произнесу слова, которые выбираю для себя – мысленно и в песнях, – но никогда не озвучиваю. Никогда. Однако у Билли открытый и заинтересованный взгляд, в нем нет ни отвращения, ни часто сопутствующего ему впечатления, будто я прикидываюсь или помешался. Она воспринимает все на удивление спокойно, как если бы я заявил ей: «Никому не говори, но у меня перхоть!» А это указывает на то, что она либо наивна, либо имеет определенный опыт. – Депрессия – как кто-то посторонний у меня в голове. Она там уже много лет, ничего о себе не рассказывает, но знает все обо мне, каждую деталь моих самых потаенных мыслей. И пользуется этим знанием, чтобы мне навредить. Иногда ведет себя скромно и почти ласково, всего лишь нашептывает мне слабые сомнения, словно она на моей стороне. Кто-то в чем-то со мной соглашается – Будь осторожен, он лжет. Кто-то говорит что-то приятное – Разве ты не замечаешь, что тобой манипулируют? А часто она высасывает из меня все – всю энергию, все эмоции. В грусти в принципе не было бы ничего плохого, но даже ее не остается. Ни грусти, ни отчаяния, ни злости. Ты слишком измотан, чтобы что-то чувствовать. Пуст. Стерт, как будто нет никакой разницы, есть ты еще или нет. Ее цель – полное разрушение, я должен казаться себе бесполезным и недостойным, считать свою жизнь пустой тратой времени.
Билли тяжело сглатывает, но не говорит ничего, кроме еле слышного «Черт». Потом опять слушает. И никаких «А ты пробовал это… пытался то…».
– Я принимаю лекарства, – продолжаю я, в то время как лучи от фар проезжающих мимо автомобилей растягивают наши тени по стенам домов. Сейчас на тротуаре мы практически одни, лишь изредка нам встречаются идущие навстречу люди. – И хожу на психотерапию. Это помогает сделать фазы, когда она надо мной не властна, длиннее, а плохие – короче. Я называю такие периоды грозовым фронтом, потому что ты стоишь под дождем среди шторма, не слышишь ничего, кроме раскатов грома, и вынужден ждать и надеяться, что тебя не убьет.
Метафора хорошая, но не моя, и меня немного пугает, как легко получилось поделиться ею с Билли. Когда мы с Люком разговаривали о грозах, потребовалось очень много алкоголя. Я рассказываю ей больше, чем другим девушкам, говорю чересчур много, но она ловит каждое слово, впитывает в себя и открывается новым. От большинства людей слова на эту тему отскакивают, как от тефлоновой поверхности, они защищаются от них, прежде чем вообще могут почувствовать опасность. Необходимо заключать слова в музыку, в ритмы и мелодии, чтобы они подпускали их к себе.
– Давно это у тебя? – неуверенно спрашивает Билли.
Я пожимаю плечами.
– Возможно, всегда было. Мама очень рано заметила, что во мне что-то не так. Несмотря на это, диагноз не ставили долго – детей непросто диагностировать. Лечусь я с тех пор, как мне исполнилось десять. Четырнадцать лет.
Билли резко втягивает в себя воздух:
– Я думала, все по-другому. Думала…
– Тебе ставят диагноз, выписывают пару таблеток и полгода терапии, и готово?
– Что-то вроде того. Предупрежден – значит вооружен.
Мы доходим до Чалонер-стрит. За громкой музыкой, которая, облачившись в собственные басы и яркие огни, льется из казино, словно клиенты после удачной игры, уже слышны крики чаек в порту.
– Часто это так. Однако многих всю жизнь преследуют грозы, печальные леди, демоны или черные псы – называй как хочешь.
– Значит, лечение тебе не помогает?
– Справляться – да, но выздороветь – не особенно. Этот поезд
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
