Наказание было суровым, но, как я уже сказал, у меня появилась цель. И следующие четыре года я к ней шёл. Урывал возможность связаться с обретёнными друзьями, и это держало меня на плаву.
Когда я окончил школу и вернулся в свой город в приёмную семью, мне было шестнадцать. Сломанная психика помножилась на гормональный пубертат, и я начал слетать с катушек. Попробовать хотелось всего и сразу, но об этом как-нибудь потом. И тут меня тоже вытащили Ларинцев с Верой. Помогли вникнуть в жизнь за стенами школы, вовремя затормозили, когда потребовалось, помогли нащупать землю под ногами.
С тех пор прошло много лет, и каждого из нас нехило штормило. Пути разошлись, но мы никогда не бросали друг друга окончательно.
– Пошли спать, Вера, я устал.
Раздеваюсь до трусов и растягиваюсь на кровати. Девушка ополаскивает кружку из-под какао и тоже укладывается рядом.
– Просить тебя потрахаться бесполезно, да? – чувствую, как меня уже начинает тянуть в сон.
Она не отвечает, но я сам знаю. Вера, несмотря на нереально красивую внешность, свой в доску парень. И подобные приколы уже просто часть нашего общения. Хотя присунуть ей я был бы не против по дружбе. Максу, кстати, она тоже так и не дала.
– Спи давай уже.
Глава 19.Тупой удар в грудь будит. Так привычно и естественно.
Резко сажусь на кровати и запускаю пальцы в волосы. Сжимаю виски, наклонив голову к широко расставленным коленям. Чувствую, как капля пота стекает по спине.
На спину ложится маленькая женская ладонь.
– Опять авария? – Верин голос ещё немного хрипит ото сна.
Киваю и тянусь за пачкой сигарет, что лежит у кровати на тумбочке, пока Вера обнимает меня со спины.
Она снится мне периодически. Иногда каждый день, иногда даёт передышку на месяц-два. Но сценарий всегда один и тот же. Ночная дорога, тихий разговор родителей с передних кресел, нагретый теплом моих ладоней пластик маленькой игрушечной машинки в руках. Редкий свет фар навстречу. А потом свист и слепящий всполох. «Влад!» Мать закричала и развернулась ко мне. И всё. Мир рассыпался на осколки. Я помню её голос, помню этот момент, который ни один психолог не смог вытравить из моей головы. Но не помню её лица. Пятно. Крик и белое пятно преследуют меня вот уже девятнадцать лет.
Но я привык. Научился справляться и быстро приходить в себя.
Затягиваюсь и откидываюсь снова на подушку. Вера умащивает голову у меня на плече, берёт мою руку и подносит сигарету к своим губам. Молчит. Вера умеет молчать, когда надо.
– Вер, – тушу окурок и поворачиваюсь к ней, прижимаясь всем телом. – Ну разок, пожалуйста. По дружбе. Очень хочу.
Перекатываюсь на неё и толкаюсь бёдрами. Эрекция рвёт трусы, и мне до усрача хочется трахаться. Привычный способ отвлечься и снять напряжение.
– Вер, ну? Тебя тоже не обижу.
– Влад, слезь с меня. Ты хочешь не меня, а свою маленькую Принцессу.
– Она тут ни при чём. Мне просто очень надо.
И вдруг щёку обжигает пощёчина. Вера лежит подо мной спокойно и ждёт, пока я оклемаюсь. Нехотя сползаю, но она тут же притягивает мою голову к груди. Удивлённо дёргаюсь, но Вера даёт мне подзатыльник и прижимает к себе.
– Лежи, Влад. Вот что тебе очень надо.
– Обнимашки? – начинаю ржать, уткнувшись ей в плечо. – Вера, ты охуела?
– Просто лежи.
Охренеть, она начинает гладить меня по голове. И… хрен с ним, закрываю глаза и выдыхаю. Можно попробовать. Не бухло и ебля, но и обнимашки сойдут.
А потом я слышу этот жуткий звук. Какой-то писк. А Вера крепче прижимает мою голову к сиськам.
– Это что было?
– Ничего.
– Вера?
Девушка сжимает руки, пытаясь меня удержать, и начинает причитать жалобным голосом.
– Владик, миленький, ты только не сердись, пожалуйста. Он был такой одинокий! И маленький. Я потом заберу его, как квартиру сниму, честно.
Убираю её руки и врубаю свет. Иду на пищащий звук. Распахнув шкаф возле входа, обнаруживаю там небольшую коробку, а в ней… Мелкое усатое чудовище смотрит на меня подплывшими глазами, часто моргая от яркого света, ворвавшегося в тёмный угол.
– Твою мать, Вера! Это что, блядь, кот?
– Это Зефир, – Вера подбегает и быстро изымает мини-кота из коробки, прижимает к груди и смотрит так, будто я сейчас сожру этот блохастый комок.
Зефир, твою мать. Мелкий ссыкливый белобрысый ублюдок по имени Зефир.
Какое-то время мы ещё бодаемся. Я угрожаю выставить её за дверь прямо сейчас вместе с шерстяным клочком. И сам не понимаю, какого хрена это недомытое чудище жрёт моё молоко с моего же блюдца через десять минут. Не кот, а свинья какая-то – морда вся в молочных сосульках, лапу в блюдце воткнул. Только Вера могла подобрать и приласкать обречённое сдохнуть вшивое существо. Усмехаюсь сам себе такому сравнению, вспоминая, как она затолкала меня тогда в автобус. И как сейчас прижимала к груди. Да, наверное, трахнуть её – не очень хорошая идея. Хотя не стоять на неё не может.
– Пошли, – подрываюсь сам и киваю в сторону двери. – И пузырь возьми в баре.
Включаю внизу в студии только боковой свет и беру акустическую гитару. Вера залезает на старое пианино в углу, отпивает прямо с горла и растягивается на крышке.
– Пой, Владик, мне так не хватало твоего голоса вживую. Помнишь, ты тогда пел мне, когда мы с Максом разбились? Я долго бродила в своей голове, пока не вышла на твой голос.
– Вера, ты в коме была два дня, не драматизируй.
– Засранец, я хотела побыть Драмой Квин.
Она снова глотает бухло и заваливается, копаясь в моём телефоне. Я вижу, чьи фотки она листает. И мне почему-то хочется отобрать телефон. Приходит интересная мысль – хочу видеть Принцессу пьяной. Чтобы в стельку. Интересно, что тогда из неё попрёт. Надо будет организовать.
И вообще, хватит пауз. И так жалел, давал привыкнуть, пора немного поднажать на газ. Больше никаких двухнедельных передышек. Слишком вкусная. Слишком сильно меня начинает ломать. Чуть Веру сегодня не трахнул, а это уже беспредел, накрыло. И, самое интересное, не хочу я других. Её хочу, мышку пугливую.
Мне сегодня понравилось. В неё хотелось – ноги немели. А когда кончила под моим ртом, чуть башню не сорвало, едва не забылся, зачем пришёл. Лера – вкусная конфета, и уже не терпится съесть всю.
– Покажи язык, – требует Вера, перевернувшись на бок, когда я заканчиваю песню.
Глотаю из бутылки коньяк и высовываю язык, сделав им неприличное движение.
