Филолет Степанович
ощутил весь «кипяток» леденящей воды, и вместо положенного
страха, ощутил несказанную радость. Никогда еще ему не было так
славно. И все его тело ощущало это, погружаясь в тихую,
невероятно мудрую, всезнающую мерзлую бездну.
– Мои мысли верны, – шептала в голове Гомозова, последняя,
запутавшаяся в извилинах мозга, словно в водорослях, закоренелая
мысль, и даже холод не пугал ее. – Человек должен быть горд и
волен над собой. Человек должен управлять собой и знать свои
рамки… Человек, ему нужно учиться любить по-иному. Да-да…
Так, чтобы… так…так… – и мысль Филолета Степановича
прервалась, стоило ли утверждать такие понятные, разумные вещи,
все же слишком очевидно.
Гомозова тянуло на дно.
Так Филолет Степанович и не предпринял никакой попытки
высвободиться от своих пут, он не побарахтался, и даже не подумал
отвязать камень. Ведь, отвяжи он его – то тут бы и взвился в воздух,
а это означало только одно – недопустимый позор. И что может
быть хуже этого позора?! Нет. Хуже ничего быть не могло. Гомозов
принял свое погружение за должное, на лице его странным образом
застыла безумная неестественная улыбка, а в голове сделалось так
мирно, что захотелось вздохнуть всей грудью. Так он, впрочем, и
поступил.
Один запоздалый и отважный рыбак, нуждающийся в рыбалке,
пожалуй, куда больше, чем во сне и еде, в столь поздний для
данного занятия час пришел к реке.
Придти раньше у него не получилось, все жена виновата.
Встала в самую рань и пресекла все планы пахаря голубой нивы,
напридумывав несчетное количество «важных» дел.
Шантажировала, угрожала. А если уж она встанет на своем – так и
не сдвинешь вовсе. Да и еще, при отказе от «заданий» обещалась
испортить всю рыбалку. А уж это-то она могла. Хорошо бы, если
она так буравила лед, как меня, – думал удильщик. – Тогда бы
видный был от нее толк. Но главное, что он сейчас добрался до
реки. Добрался, и вопреки всем запретам и опасениям
слабонервных, вышел на весенний лед, который еще держался
довольно прочно, чтобы совершить последнюю в промерзшем
сезоне рыбалку. Мужик все шел и рассматривал приманку для рыб
– цветастые глянцевые блесна, что поочередно вытаскивал из
кармана (их он схватил впопыхах, удирая из дома), и не сразу
заметил поодаль от себя ледовый разлом. Узрел он его только час
спустя. Рыбин было наловлено около двух десятков, покоритель
реки встал, и чтобы размять косточки решил пройтись, оглядеться
на оттаивание природы. Ведь кто, как не рыбак, знает толк в
природе и в ее состояниях.
Но насладиться мирным созерцанием так и не удалось.
Скользнув по слегка оттаявшей ледяной поверхности, взгляд
усталых, но счастливых глаз рыбака, упал на темную пробоину
посреди реки. Смутное подозрение уже тогда охватило удильщика.
Он подступил чуть ближе, на безопасное расстояние, и обмер от
нового открытия: к разлому от берега шел сплошной след, и,
вероятно, от чего-то тяжелого, также проглядывались следы сапог.
Это несчастное происшествие! Ничто иное, как несчастное
происшествие! – почувствовал на себе ответственность рыбак и
быстрым шагом направился в сторону ближайшего берега, чтобы
протелефонировать.
Уже через полчаса, после того звонка, под лед ныряли
водолазы, а на берегу собралась толпа зевак.
– Ну, что? выловили кого? – надменным тоном донеслось с
берега из толпы любопытных, когда водолазы поднялись на
поверхность и с тяжестью тащили за собой увесистый и гладкий
предмет, к которому была примотана веревка.
– Да, что же вы делаете?! – опять кричали с берега, только
теперь уже с насмешливой интонацией. – Разве не видите, что это
обыкновенный камень! Слышите, камень! А вам человека надо
искать!
– Много командиров нашлось! – в ответ выкрикнул
отвлекшийся участковый. Он был на льду и о чем-то беседовал с
водолазами, когда те уже взваливали булыжник на сани с широкими
и длинными полозьями во избежание нового разлома.
Разговор до берега не доносился, однако любопытствующему
собранию и без того открывалась суть дела от одних только жестов.
Участковый кивал на разлом и что-то спрашивал у водолазов, а те в
свою очередь не знающе пожимали плечами, что-то
растолковывали, и опять пожимали плечами. Очевидный итог
подвел подручный водолазов, отмалчивавшийся до этого момента.
С деловым непоколебимым видом, произнес:
– Больше здесь ничего нет, все чисто, – ветер подхватил фразу
и швырнул ее к берегу.
– А где же утопленник? – тут же отозвалось, из толпы зевак.
То, выступив вперед, кричала женщина не хрупкого десятка с
певучим именем Елена.
– Кто его знает?! – озадаченно махнул рукой участковый,
наконец решившийся объясниться. – Скорее всего, уплыл вниз по
реке. Туда ведь течение.
– А камень зачем? – выкрикнул с берега любопытный задавака
в серенькой куртенке.
– Энто вон у тех спросите, – кивнул участковый на водолазов.
– Видать, булыжник как улику вытащили, мне показать. Мол, бишь,
на нем веревка намотана. Разыскиваемый к реке за тем и шел,
чтобы топиться. А куда теперь этот булыжник? Не обратно же в
воду кидать?
– Ну, ладно! Ладно! – тут же успокоила участкового дама
неробкого внешнего вида, активно принимающая участие в данном
мероприятии. – Тащите сюда камень! Пропавшего не нашли – хоть
камню цветов возложим, да за него киселя выпьем! Надо ведь по-
человечески! Хоть и незнаем, кто преставился.
– В этом я вам не откажу! – ответил участковый и зашагал к
берегу, а водолазы понятливо повезли сани с камнем следом.
Булыжник сбросили на снег возле реки, со стороны поселка
Оставной. Кто-то из жителей, неравнодушный к происшествию
изъявил желание пригласить священника, но его тут же пресекли,
рассудив, что к самоубийствам священничество не пристало. Зеваки
еще с минуту потолпились и начали расходиться. Так бы и
разошлись все, если бы бойкая женщина вновь не вступилась:
– Ну, что ж вы как нелюди-то?! – возмущенно воскликнула
она, отчего некоторые из окружения вздрогнули. – Нельзя же так!
Помянуть надо! Тоже ведь человеком был!
Кто-то из оставшихся сомнительно зашептался, однако даму
сие обстоятельство не смутило:
– Пойдемте ко мне, хоть компоту наварим! – продолжала
взывать к народу она. – У меня соседка съехала – в общежитии
теперь весь дом свободный.
Приглашение восприняли не все, за инициативной дамой
устремились лишь некоторые: самые сердечные и безрассудные
люди. Другие же посчитали, что устраивать поминки камню
смешно, и равнодушно разошлись по домам.
***
Только через две недели предположительно определилась
личность утопленника. Делу поспособствовали показания
подслеповатого старика, и конопатого мальчишки, который
наблюдал на улице странного мужчину, волочившего за собой
камень.
Старик и конопатый точнейшим образом описали
подозрительную личность, и их сведения достоверно сошлись с
листовкой «пропал человек», расклеенной по всему городу и близ