― я любила это делать ― но к тому моменту, как у меня, наконец, появлялось свободное время, Венди обычно сообщала, что уже всё сделала и мне не нужно беспокоиться.
И так продолжалось восемь лет.
Восемь лет не моей жизни, не моих мыслей, не моих желаний.
Восемь лет терпения, принятия и надежды на то, что когда-нибудь будет иначе.
Напрасной надежды.
Как оказалось.
– Нашла что-нибудь? ― вопрос Тейлор вернул меня в реальность, и я поняла, что как дурочка зависла на наборе темно-синих мужских махровых полотенец.
Но вовсе не потому, что они мне понравились.
– Очень банально, не находишь?
– Как и всё в этом магазине. ― Устала выдохнула она. ― И в предыдущих пяти. Задача усложняется тем фактом, что у поганца Аарона почти всё есть.
– А что он любит? Ну, помимо регби.
Тейлор задумалась.
– Не знаю. У него вечно семь пятниц на неделе. То он почтовые марки собирает, то увлекается резьбой по дереву. В том году ударился в готовку. Мы подарили ему кучу кулинарных сборников и всяких кухонных прибамбасов. Через три месяца перегорел.
Я улыбнулась.
– Непостоянный, значит?
– По крайней мере, в том, что не связано с регби и алкоголем.
Она закатила глаза, и я улыбнулась шире.
Мы прошли ещё три магазина, но ничего путного так и не нашли.
Зато купили мне мобильник.
На этот раз я выбирала головой, учитывая, свою ограниченность в средствах.
Возвращаясь обратно, мы решили зайти в кондитерскую, в которой очень любила бывать Тейлор. С её слов здесь продавали вкуснейшие синнабоны в мире. И сегодня вечером она собиралась объесться ими, заедая горе от нашей неудачи.
– Здравствуйте, дядя Ву.
Седовласый мужчина за прилавком поднял голову и широко улыбнулся.
– Лори, девочка, я так рад тебя видеть.
Они обнялись, а затем Тейлор представила нас друг другу.
Джеймс Ву оказался приятным мужчиной примерно шестидесяти лет, который был счастлив упаковать нам пару килограммов ароматнейшей сдобы. И ещё немного свежих рисовых пирожных, которые, как он отметил, я просто обязана попробовать.
Пока я рассматривала витрины, Тейлор общалась с Ву.
Магазин был небольшим и, возможно, уступал многим другим в богатстве и ассортименте, зато выигрывал перед ними своей душевностью и теплотой. В воздухе пахло не только выпечкой. В воздухе пахло домом.
Вот почему здесь так хотелось остаться.
Громкий лай вынудил меня повернуться. Из-за шторки за прилавком выбежал щенок милейшего черно-бежевого окраса. Он намотал несколько кругов по залу, а затем прыгнул мне на ноги, вставая на задние лапы.
– Невыносимая собака… ну что ты на гостей бросаешься? ― начал причитать Ву. ― Сколько раз тебе повторять ― учись быть гостеприимной.
Щенок гавкнул в ответ и радостно вильнул хвостом.
Опустившись на корточки рядом, я улыбнулась.
– Какой хорошенький.
– Это девочка.
Глаза―бусинки, смотрящие в душу, мгновенно затронули мою.
– Как её зовут?
– Не знаю. Хозяева то ли забыли её, то ли оставили.
– В каком смысле? ― я подняла на старика глаза, и он пояснил:
– Вчера с утра на привязи сидела вон у того столба, ― Ву показал кивком на улицу, и мы с Тейлор посмотрели через витрину, ― лаяла, суетилась. Закрывал магазин около десяти, думал, ну заберут скоро, не могут же её бросить здесь. А утром пришел, она до сих пор привязанная сидит. Никто так и не забрал.
– Бедняжка, ― шепнула я, почесав малышку за ушком.
Бодрее завиляв хвостом, она упала на пол и перевернулась, требуя, чтобы теперь я почесала ей пузо.
– Подобрал её утром. ― продолжал Ву. ― Жалко стало. Впустил в магазин отогреться, накормил горячим супом. Но держать здесь не могу, сами понимаете, магазин, люди, витрины… ― выдохнул он, ― а у жены на шерсть аллергия, так что придется отвезти её в приют, если никто до вечера не хватится.
– В приют? ― прошептала я. ― Но… может быть, попытаться кому-нибудь её отдать? У вас ведь много посетителей. Кто-нибудь, да заберет.
– Не так много, девочка. Да и спрашивал я, никто не хочет её брать.
Сердце пропустило удар и, поймав взгляд черных, как бездна, глаз, я сдалась:
– Я возьму её.
Тейлор замерла, а затем присела на корточки рядом и, хлопнув глазами, прошептала:
– Ты ведь шутишь? Мы не можем её взять.
– Ей нужен дом. И, учитывая обстоятельства, это будет либо наш дом, либо приют. Ты ведь слышала дядю Ву, верно?
– Да, но…
– Я не могу бросить её, Тейлор. Просто не могу.
Она посмотрела на меня, затем на щенка, а затем предупредила:
– Это плохая идея. Очень плохая. Мой брат терпеть не может собак. И грязь от них.
– Мак ни о чем не узнает. Тем более, что его почти не бывает дома.
Тейлор качнула головой и обреченно выдохнула.
– Пару дней, Тейлор. Дай мне всего пару дней. Я найду ей хорошие руки.
Она долго мучила меня своим взглядом, а затем заметила:
– Придется поговорить об этом с миссис Дженкинс. Если она проболтается, Мак нас убьет.
Я кивнула, разделяя опасения Тейлор.
Миссис Дженкинс была нашей домработницей. («Нашей» ведь не звучит в этом контексте странно?) Она приходила по вторникам, четвергам и воскресеньям и иногда в другие дни, когда в доме требовалась внеплановая уборка. Готовка в её обязанности не входила и, как не уставал повторять Сейдж ― это было божьим нам даром. Потому что с его слов от стряпни мисс Дженкинс не долго было слечь с пищевым отравлением.
Итак, она была очень милой и приятной женщиной, но… безумно болтливой.
И это играло совсем не в нашу пользу.
В любом случае, я была готова рискнуть.
Своей головой, своей работой и даже терпением Мака…
…особенно терпением Мака.
Найдет время в своём плотном графике? С удовольствием останется на вечеринку?
Что это за обещания такие?
И Техас ― тупица ― кто просил его приглашать Никки на эту идиотскую вечеринку? И что это за фраза: «такие конфетки, как ты, как раз в его вкусе»? В чьем вкусе? Недоумка Вудби??
Я зарычал и повысил скорость, резко вдавливая педаль газа. Спорт и скорость всегда помогали привести в порядок мысли ― всегда ― но с Никки это ни хрена не работало.
Я злился лишь сильнее ― на себя, на неё, на всех, кто влезал в наши отношения.
Злился потому, что пытался, но так и не сумел выкинуть её из головы.
Выкинуть из головы?
Усмехнулся собственным же попыткам.
Да я из реальности выпадал, когда эта девочка просто на меня смотрела. Терял голову ― когда говорила. Умирал ― когда стонала, извивалась, отвечала. В прошлый
