лисенка.
«Вот что от пана я достал за поросенка!»
И денежки в мешочке показал,
Притом все бытие приятелю сказал.
Портной, на деньги глядя, тает,
Из зависти он много их считает
И помышляет так:
«Конечно, пан — дурак,
Что дал за поросенка
Мешок он золота с лисенка?
И сам я побегу
И господина настигу;
И если мудрость вся лишь в коже поросячей,
Так я его обрею, как подьячий».
Сказав сии слова,
Пустилась в путь безумна голова.
Пан ехал тихо,
Портной бежал мой лихо
И вмиг
Боярина настиг.
Кричит: «Постой, боярин!
Я не татарин
И не срублю,
Я не имею сабли,
Не погублю.
Все члены у меня в бежании ослабли.
Приспешник я, не вор».
Пан, слыша разговор
И видя за спиною
Бегущего не вора с дубинóю,
Коня сдержал.
Портняжка прибежал,
Пыхтит и, как собака, рьяет
И чуть зевает,
Лишася бегом сил.
Тогда его боярин вопросил:
«Зачем ты, скот, за мною
Без памяти бежал?
Лишь только ты меня, безумец, испужал;
Я думал, что бежит разбойник с дубинóю».
Портняжка говорит: «Не вор я, государь!»
А пан ему на то: «Какая же ты тварь?»
«Я мастерство,— сказал,— приспешное имею,
И хорошо варить и жарить я умею».
Пан тотчас вопросил: «Что слаще у быка?»
Сказал безумец: «Кожа».
Тотчас раздулися у повара бока,
И рожа,
И брюхо и спина
Плетьми ободрана.
Пошел портняжка прочь не спешно
И плачет неутешно —
Клянет боярина и мастерство приспешно.
КОНЬ ЗНАТНОЙ ПОРОДЫ
Два проданы Коня,
Какие — лишь о том не спрашивай меня.
Один был в них хорош, другой похуже;
Так за худого дать не можно цену ту же,
Какая за Коня хорошего дана;
Коль хуже был собой, так меньше и цена.
Хорошего Коня поставили на стойло,
Всегда довольный корм дают ему и пойло,
Конем любуется всечасно господин
Конь, будто дворянин,
Пьет, ест, гуляет в поле
И поднимает нос.
Другой — всегда в неволе,
Таскает на себе грязь, воду и навоз.
Коню то стало скучно,
Что он с трудами неразлучно;
Наскучила навозна вонь;
Хозяину пеняет Конь:
«Конечно, моего не ведаешь ты роду,
Что возишь ты на мне навоз всегда и воду;
А если бы моих ты праотцев узнал,
Конечно б, пред Конем ты первенство мне дал,
Которого купил со мною ты недавно;
Рождение мое, конечно, с ним не равно,
Меня,
Такого у себя имеешь ты коня,
Которому Пегас и Буцефал родня;
Так может ли тот конь в равéнстве быть со мною?
Хозяин вдруг пресек речь конску дубинóю;
Ударив по спине,
Сказал: «Нет нужды мне
До знатнейшего роду;
Цена твоя велит, чтоб ты таскал век воду».
ВОР И ПОДЬЯЧИЙ
Пойман вор в разбое,
Имел поличное, колечко золотое,
Которое пред тем с подьячего склевал
В ту ночь, как вор сего воришка разбивал;
Хотя подьячего так звать неосторожно,
Однако ж взятки их почесть разбоем можно:
Затем я назвал так.
Подьячий не дурак,
Да только что бездельник;
Он вора обличал,
Что точно у него кольцо свое узнал,
И с тем еще других пожитков он искал.
На то в ответ сказал подьячему мошенник:
«Когда меня за то достóит бить кнутом,
Так должно и тебя пытать, подьячий, в том.
Когда родитель твой жил очень небогато,
Откуда ж у тебя сие взялося злато?
Разбойник я ночной,
А ты дневной;
Скажу я и без пытки,
Что я пожитки
У вора крал,
Который всех людей безвинных обирал.
С тобою мы равны, хоть на весах нас взвесить,
И если должно нас, так обоѝх повесить».
СКУПОЙ
Живал-бывал старик, а в нем была душа,
Котора издержать жалела и гроша;
Чрез что скопил себе он денег много
И столько строго,
Как стоик, жил,
Ел хлеб и воду пил,
И только мой старик лишь денежки копил
И их любил,
Любил он страстно;
Издержать их ему казалося напрасно.
Но пользы нет,
Хотя б во области имел он целый свет
И злата б множество в дому его лежало:
Скупому прибыли в богатстве нет нимало.
Он —
Как Молиеров Гарпагон,
Или каков у Федра есть дракон,
Который на своем богатстве почивает,
А Сумароков называет
Такого дураком
И стражем своего именья,
Которому в нем нет увеселенья.
Детина с стариком
Был свой или знаком,
Заподлинно я вас не уверяю,
А только прежнее я слово повторяю:
Детина с стариком в едином доме жил
И спал с ним на одной постеле,
А пил и ел ту ж воду, тот же хлеб,
Чрез что душа едва держалась в теле;
Но взять детине где б
Послаще съесть
