ты».
Ему удалось добраться до ошкуренного липового ствола, что лежал у стены дома и изображал скамью. Здесь можно было сидеть и наслаждаться солнечным светом, а заодно погружаться в осознание своей беспомощности.
— Эй, это ты!
— Нет, — огрызнулся Олли, — не я.
— Да не, вроде ты, — человек, потревоживший его, выглядел слегка озадаченным, — мы тебя из леса притащили со стрелой в спине. Ты что, живой?
— Тебе кажется.
— С тобой еще Серый был, животина злобная.
— Дымка?
— Не знаю. Мы его Серым кличем.
— Он где?
— Да здесь. Я чего подошел-то, — местный житель посмотрел с сомнением, — ты ходить-то можешь?
— Могу, наверное.
— Тогда пойди, скажи своей скотине, чтобы ел уже. А то ведь сдохнет. Жалко.
Олли поднялся слишком поспешно. Его повело в сторону, в глазах потемнело. Человек перехватил его руку, закинул себе на плечо.
— Да ты не суетись. Подыши пока, подыши. Сча полегчает и дойдем потихоньку. Тут недалече совсем.
— Все нормально со мной.
— Ну и славно. Давай еще чуть погодим и пойдем. Меня, кстати, Броном зовут.
— Уже нормально, пошли.
Они сделали с десяток шагов.
— Брон!
— Что? Отдохнуть надо?
— Спасибо, что подобрали в лесу.
— Да что такого-то. Мы ж не звери. К тому ж ты бывал у нас уже, так что считай не чужой. Постоим?
— Нет, пошли.
Дымка неподвижно стоял среди загона. Грива и хвост спутаны, бока запали.
— Совсем не жрет, — вздохнул Брон, — и никого к себе не подпускает.
— Дымка! — позвал Олли, навалившись на брусья ограды.
Конь вскинул голову, недоверчиво повел ушами, раздул ноздри, стараясь уловить знакомый запах. Он сделал неуверенный шаг, потом подлетел, едва не снеся грудью ограду, ткнулся носом в ладони, шумно дыша.
— Все хорошо, — тихо прошептал Олли, гладя пыльную шкуру, — все хорошо.
Брон сунул ему в руку кусок лепешки. Олли разломал его пополам и предложил коню. Тот съел ее так быстро, будто ничего и не было. Потом вздохнул, положил голову на плечо хозяину и прикрыл глаза. Олли слегка пошатнулся под тяжестью.
— Давай ты перестанешь изображать траур и начнешь есть, — сказал он коню, — я живой. И людей к себе подпусти, а то стал похож на деревенскую клячу. Смотреть больно.
— И что, он послушает? — засомневался местный житель.
— Послушает. Он умный.
— Бешеный он, а не умный.
— Я, пожалуй, пойду.
— Подожди, провожу.
— Обойдусь.
— Чтоб мне потом Регина голову оторвала? Стой! Держись давай. Пошли теперь помаленьку.
***
— Судя по этой ночи, ты уже полностью здоров.
Регина закрутила в узел каштановые кудри.
Олли смотрел, как узкий луч солнца, пробившийся сквозь ставни, ложится на ее плечо. Реплика берегини его не обрадовала. Раз здоров, значит должен уходить. Больше нечего делать в этом болотном селении, и так задержался.
Он провел пальцем по бархатной коже на спине девушки.
— Ты что?
— Поедешь со мной?
— Куда?
Действительно, куда? Что он может предложить? Старый дом и клочок земли?
Регина потянулась за платьем.
— Не могу. Я нужна здесь. Наверное, уже приросла к этому месту, — сказала она, — но ты бы мог остаться.
Остаться среди разбойников, в этом странном месте, рядом с женщиной. Желанной. Но кто сказал, что она будет принадлежать только ему? Кто он такой, чтобы единолично претендовать на берегиню?
К тому же у него свои обязательства. Даже если никто его уже не ждет. Даже если считают погибшим.
И Мила должна была уже родить. Нужно отвезти ей денег и взглянуть на ребенка. Хорошо бы это был мальчик. От девочек одни расходы.
Олли вздохнул.
— Не останешься, — Регина улыбнулась.
Он поднялся с постели, тоже начал одеваться. Движения были более резкими, чем хотелось. Тебя нашли, тебя спасли, о каком сожалении тут может идти речь? А то, что не хочешь оставлять маленькую женщину, исключительно твои проблемы.
— Но можешь задержаться еще немного, — предложила она.
— Ради чего?
— Ради пары ночей хотя бы.
Олли перестал возиться со шнурком рубашки.
— Да, — согласился он, — ради этого стоит задержаться.
— Я сегодня иду в лес. Нужно собрать кошачьи лапки (лекарственное растение). Пойдешь со мной?
— Это далеко?
— Неблизко.
— Пойдем за лапками. Да хоть за шишками, мне без разницы.
Пока Олли пытался прийти в себя после ранения, уже наступил июнь. Горячее солнце, пропитавшее кору деревьев, высокая трава, звон стрекоз и кузнечиков. Регина шла впереди, и ее зеленое платье почти терялось среди яркой листвы. Она наклонилась, что-то сорвала, протянула ему.
— Земляника. Уже созрела.
Олли оглянулся. На небольшой лесной поляне было много ягод, но, в основном, еще белые и зеленые. Пришлось потратить время, чтобы собрать горсть спелой земляники. И он понес их девушке, гордясь своей добычей.
Регина успела уйти вперед. И, когда он ее догнал, рядом с ней был мужчина. На одну руку он намотал волосы берегини, а другой держал нож у ее горла.
— Эй, ты! — окликнул его человек, и в его голосе Олли послышалось облегчение, — я Охотник! Иди сюда и помоги мне справиться с ведьмой.
Ах, ну да. В этом лесу должны быть Охотники. И, разумеется, они уверены, что могут приказывать любому.
— Чего стоишь? — крикнул Охотник. — Помоги же мне!
Олли с сожалением посмотрел на землянику, закинул ее себе в рот. Шагнул вперед.
Охотник собирался что-то сказать, но не успел. Нож вошел ему под ребра, безошибочно найдя сердце. Олли придержал тело, пока Регина выпутывала волосы.
— Ты убил его? — изумилась она.
Он пожал плечами.
— Никогда не слышала, чтобы кто-то смел поднять руку на Охотника.
— Да чем они лучше всех остальных?
— Что теперь делать? Если найдут его тело, соратники не успокоятся, пока не отомстят. Вдруг наткнуться на деревню?
— Значит, тело они не найдут.
— Куда ты его денешь? Закопаешь? Кабанам скормишь?
— В болоте утоплю. Что может быть проще?
— Ох!
Он взвалил тело на плечо.
— Показывай дорогу.
По дороге Олли оставил на колючем кусту волос Охотника, потом надломил ветку.
— Зачем ты это делаешь? Указываешь дорогу?
— Ну да. Шел парень, шел, ни о чем таком не думал. Забрел на зеленую полянку. Кто ж знал, что это трясина?
— А если они догадаются?
— Если он пропадет бесследно, это будет еще подозрительнее. Мы пришли?
— Пришли. Осторожнее! Смотри, топь почти под ногами.
— Правда. Легко не заметить.
Олли постарался забросить тело подальше. Несколько томительных мгновений оно лежало на безмятежной зеленой траве. Потом со стоном стало медленно тонуть.
— Он жив? — забеспокоился Олли. Как бы безразлично он не относился к чужой жизни, топить в болоте еще живого человека было слегка слишком.
— Нет, это болотник приветствует добычу.
Скоро на месте бездонной могилы трава вновь была девственно-безмятежной.
— Пошли
