В конюшне спал и соскребал с горшка остатки каши.
Однажды, взбираясь по заснеженному склону, он сорвался и полетел вниз. Чтобы спастись, ему пришлось перерезать лямки вещевого мешка, а затем немало потрудиться, собирая растерянный товар, на что ушло не меньше четверти часа. Покинув Шотландию в 1794 году и отправившись в Пенсильванию, этот упорный самоучка написал девятитомный труд, посвященный американским видам птиц, за который получил звание «отца американской орнитологии».
Уильям Николсон[99] из графства Галлоуэй на юго-западе Шотландии промышлял книготорговлей, перевозя товар в лошадиной повозке, но испытывал по этому поводу смешанные чувства. В своих мемуарах он размышляет о том, что «авось мог бы сварганить себе магазин», но вот откуда знать, что понравится «безмятежно прозябать за прилавком»?
Уильям Маги́ в своих «Воспоминаниях странствующего книготорговца о путешествии по северу Шотландского высокогорья в 1819–1820 гг.» (Recollections of a Tour through the North Highlands in 1819–20 by an Itinerant Bookseller), которые он самостоятельно опубликовал в 1830 году в Эдинбурге, от лица бродячего торговца дарит читателю уникальный и захватывающий список бестселлеров, отражающий рьяный шотландский патриотизм народных масс: «Благородный пастух» (Gentle Shepherd) Аллана Рэмзи, «Жизнь сэра Уильяма Уоллеса» (The Life of Sir William Wallace), «Жизнь и предсказания Дональда Каргилла» (The Life and Prophecies of Donald Cargill), «Жизнь Александра Пидена» (The Life of Alexander Peden), «Краткие мемуары Бонапарта» (A Brief Memoir of Bonaparte) и сонники. Подобно тому как в 1930-х годах английский поэт Лори Ли получил в Испании ночлег, сыграв на скрипке, так и книгоноши часто отплачивали за гостеприимство, музицируя. Маги мог похвастаться редким умением играть на двух варганах одновременно. Александр Вильсон был обладателем красивого голоса, а Уильям Николсон привлекал внимание покупателей игрой на волынке – однако, описывая столь очаровательную картину, он признавал, что ему нередко случалось исполнять что-нибудь, просто присев отдохнуть в безлюдном месте, «в поучение одним лишь птицам да земным тварям вокруг».
Считалось, что крестьянки даже без гроша в кармане могут обладать несметным богатством – незаурядно красивыми волосами, которые часто обменивали на товары, а затем сбывали местным постижерам или не отличающимся природной красотой благородным дамам – те украшали ими прически. Кажется, будто подобный бартер взялся из какого-то мифа или сказки. Житель Шотландского высокогорья, веривший в мистику, в способности провидцев и целителей, в существование шелок[100] и привидений, видел в сказках из чапбуков, в историях вроде «Тысячи и одной ночи» или сказок братьев Гримм точное отражение своего собственного мира, так же как мы видим в романах Иэна Макьюэна или Элены Ферранте жизнь нашего собственного, картезианского, ни на секунду не умолкающего общества.
С 1750-х по 1850-е годы из-за огораживаний[101] шотландские продавцы чапбуков потеряли большую часть своих покупателей, а начиная с 1850-х годов все коробейники должны были в соответствии с новым законом получить лицензию. Книжная торговля теперь велась в городах и на ярмарках, однако чапбуки продолжали печатать в Абердине вплоть до Первой мировой войны.
Никого не может оставить равнодушным рассказ анонимного журналиста из газеты города Данди, писавшего под псевдонимом A. Scot, который в 1913 году «на безлюдной дороге в Высокогорье» познакомился с одним из последних бродячих продавцов чапбуков. О странствующих торговцах, зарабатывающих на жизнь продажей книг, этот ветеран сказал следующее: «На дорогах нас совсем уж не осталось. В конце года, бывает, случайно встретишь кого». А потом он продемонстрировал присущее книготорговцам заговорщицкое лукавство – привычный для них стиль общения, столь же извечный, сколь и театральный:
Он повернулся к своему потасканному коробу. Ремень, на котором тот держался, был перешит и починен при помощи шнура. Открыв крышку, он показал лежавший внутри товар на продажу [хлопок, ленты, бумагу и перьевые ручки], а затем перед моими глазами предстало потайное отделение, или тайник. Он искоса взглянул на меня и, прикрыв веко, подмигнул насмешливо и многозначительно. Я и не заметил, как оказался на коленях рядом с ним. Он извлек на свет «Забавные приключения Тома из Лотиана» (The Comical Adventures of Lothian Tom), отметив: «Но на них спрос невелик. Эх!» В его глазах блеснул огонек при воспоминании о прошлом: «Видывал я времена, когда они расходились десятками». Рядом с «Томом из Лотиана» расположились «Деяния Джорджа Бьюкенена, величайшего шотландца своего века» (The Exploits of George Buchanan the Greatest Scot of his Age) и увлекательная «История Бакхейвена» (History of Buckhaven), где высмеивался этот городок, что находится в округе Файф. Было странно видеть все эти чапбуки. О них никому, кроме коллекционеров, не известно, и их не раздобудешь ни за какие деньги. У Вальтера Скотта было несколько таких, и он берег их как зеницу ока. К числу современных коллекционеров относится Джеймс Кейр Харди [один из основоположников Лейбористской партии].
Специалисты по всему миру постепенно открывают для нас историю странствующих книгонош. Профессору Йеруну Салману из Научно-исследовательского института истории и культуры при Утрехтском университете в Голландии удалось пролить свет на прошлое книготорговли на территории исторических Нидерландов. Он руководит проектом «Культура народного книгопечатания в Европе» (EDPOP: The European Dimensions of Popular Print Culture). Хотя финансовое положение не позволяет мне приобрести опубликованный им в 2017 году труд о голландских книготорговцах, ибо стоит он 117 фунтов, однако в 2007 году вышла его статья, посвященная именно этой теме, и в ней голландские книгоноши предстают настоящими духовными собратьями британских торговцев чапбуками.
